– Если проверит лодку, все. Море закроет.

– Оно скоро само закроется.

– Он его и на следующий год не откроет. А ходить по закону, на восемь миль... Ты с ним в каких отношениях?

– В плохих.

– Андала...
– Гриппа прямо оцепенел от страха.

Андала, сделав вид, что не замечает, остановился, похлопывая прутом по своим кожаным галифе.

– Ты вот что, - сказал Суденко.
– Ты иди. А если он тебя зацепит, ввяжусь я.

Гриппа стал подниматься по насыпи, разбрасывая ногами гальку, и Андала, хмуро глядя, как он подходил, не сказал свое обычное: "Нарушаешь?" - но и не ответил на приветствие, с которым к нему обратился рыбак. Он его не тронул, удовлетворясь трепетом рыбака, которого, как и всех остальных рыбаков, а также морских охотников, вертолетчиков с ледоколов, браконьерствующих с воздуха, крепко держал в своем большом кулаке. Он тоже мог летать, и так же спокойно пересаживался с катера в вертолет, как с вертолета в вездеход или в рыбацкую лодку, если другой посудины не было. Наверное, на вертолете, оставив свой катер, он сюда и прилетел. Тощий, с большой головой, с огромными ступнями и кистями рук, он застыл на месте, как хищный ворон, и, пропустив рыбака, теперь ожидал Суденко. Даже отчего-то решил поздороваться с ним и протянул поврежденную руку, перегнув ее в кисти.

– Стал водиться с рыбачками?

– Разве нельзя?

– Как бы он не подвел тебя под монастырь, как и твоего дружка.

– Меня не подведешь.

– Может, и так.
– Андала длинно сплюнул под ноги.
– Все равно его попру,- сказал он.

– За что?

– Нарушает. Положено на лодке быть двоим. А он все один и один.

– В чем же дело? Дай второго.

– Дать? А кто его захочет брать?

– На такую лодку! Разве никого не найдется?

– Вот и мне интересно.

Разговор, как всегда, был с многоточиями, за которыми угадывалось одно: взаимная неприязнь. Они не ладили с той поры, как Андала поймал Ковшеварова с сетью. Доставил его в отделение под конвоем, как преступника. Конечно, закон был на его стороне. Но если закон позволял ловить рыбакам, то почему не могли они? Все было в отношении Андалы к "Кристаллу", которого он называл ублюдком. Суденко давно бы прекратил с ним всякие отношения, если б не сам Андала. Даже если разговор оканчивался ссорой, он затевал новый как ни в чем не бывало.

– У вас, кроме Просекова, моряков нет, - завел он опять.
– Вас не назначают на ублюдок - вас на него списывают. Спасатели! Ни разу в поселок не вышли. Интуристы, мерзлота...
– говорил он, закипая мрачным, прямо злобным наслаждением.
– Да я с любым бы из вас под одним забором не сел!..

– Велика честь.

– Девчонку взяли, а остальных... времени не хватило?
– затрясся он, вытягиваясь, с прижатыми руками.
– Прогулку себе устроили в Полынье! Красочку разводили... Лазали целый день за подводными часами!..

– Полегче!
– Суденко, побледнев, шагнул к нему.
– А то ведь я и по морде могу дать.

Андала толкнул его в плечо:

– "Шторм" работает в эфире...

Андала умел действовать на мозги крутыми поворотами темы, голословными утверждениями. Но Суденко знал его приемы.

– Никакие сигналы с такой глубины невозможны.

– Даже акустические?

– Тем более. Что такое акустика? Вибрация, колебания. Из воды в газ или в воздух - они не передаются. Две абсолютно разные среды.

– Значит, молчание в оба конца?

– Да.

– Буек уже есть! Как ты объясняешь?

– Буек я не видел, его еще надо найти. А если ты чего-то не знаешь, так спроси. Или вообще помолчи. Так будет лучше.

– Да я уверен, что они о вас знают! И девчонку выпустили, когда вы пришли.

– Такая уверенность - не гарантия.

– И я так думаю, что там их трое, - говорил он.-Радист отвечает за связь, ученый - за материалы. А мальчик с воздухом. Они его берегут в пароходе.

Суденко направился прочь, Андала его остановил.

– Я у тебя одно хотел спросить. Вот ты сказал Черноброву: люди с пароходом. А как же девчонка? Поднялась сама и живет.

– Не совсем так. Подняли ее мы. И какое-то давление, критическое, удалось снять. А то, что живет, так это еще не все.

– Берут же из подлодок...

– Я тебе объясняю: подлодка принимает море на корпус. У нее два стальных корпуса. Там люди сидят с одной атмосферой. Там главное - добраться до них, до воздуха донести. А здесь они под давлением, неизвестно какие. И дышат неизвестно чем. Какой у них может быть кессон? Как его выводить? Да они, как мины, будут взрываться наверху! Их надо брать с пароходом, с окружением.

– Вот и возьми.

– Только я ведь вам тоже не сказал все: я не знаю, как поднять "Шторм".

– Чего же ты тогда крутишь мозги?

– Море изменилось. Я на это не рассчитывал.

– Как же тебя понимать?
– Андала, сунув руку за пазуху, с ожесточением почесался.
– Выходит, теперь ты... мальчишку ты теперь, ты...
– Он смотрел невыносимо, как нечеловек.
– Ты лучше - спаси! Спаси...

Выбрался на улицу, оказавшись напротив винного магазинчика. От него взял направо, к тротуару, но уткнулся в какой-то сарай, отхожее место. Вернулся обратно, сверился с насыпью: магазинчик повыше. Просто его красная дверь отсветила в другой стороне. Ведь тумана нет, значит, рефракция... Не обращая внимания на висящий в воздухе мокрый тротуар, пошел в сторону от него, смело ступил в канаву с несущейся водой, почувствовав под ногами доски... Вышел на дорогу! И начал подниматься, приспособившись окончательно, глядя на арбалитовые дома, стоявшие за тротуаром, с правой стороны. Дома казались пустыми, но это только впечатление: сейчас уже полпоселка знает, что ты прошел. А кроме тротуаров тут еще были дощатые мостки, перекинутые через деревянные короба, которые имели направление свое, - в них, обложенные слоями ваты и прессованных опилок, лежали трубы топливной магистрали. От всех этих коробов, мостков, тротуаров, перекрещивавшихся через пять шагов, возникла какая-то сумятица в голове. Вдруг увидел, как промчался повар Дюдькин, с закатанными до локтей руками, вымазанными тестом... Что за ерунда? Какого черта он растерялся! Кто им дал право? Да ему наплевать, что скажет кто-то! Любая операция имеет единые, четкие правила, которые он должен выполнять. Просто зашибло мозги! Сейчас нужен приказ. Немедленная связь с отрядом...