Шрифт:
— Ты там ревёшь, что ли?
— Это лук…
Забросив лук в кастрюлю, Бардо вымыла руки, протёрла глаза и наконец успокоилась.
Мари навещала бабушку минимум два раза в неделю. Старушка уже не справлялась. Внучка готовила ей, прибирала и помогала, как только могла, но у неё вовсе не медицинское образование, и помочь во всём она не смогла бы. Это злило Мари, заставляло руки трястись, сердце колотиться сильнее, глаза бегать из стороны в сторону. А затем её тело понимало, что физического врага нет, что разить некого. И тогда гнев всегда переходил в слёзы. В тёплые, солёные слёзы.
Мари провела у бабули пару часов, а когда дождь поутих, пешком направилась в центр города. Благо квартира бабушки находилась всего в двух километрах оттуда.
Среди старинных построек и новых послевоенных домов расположилось широкое, приземистое здание. Домик был рассчитан на четыре квартиры, у каждой из которых имелось собственное крыльцо и лужайка. Дождь стучал по зонту, журчал в водостоках, звенел о жестяные подоконники и шлёпал каплями о каменные вазоны. Бардо прошла мимо соседской клумбы с давно увядшими пионами и поднялась по крыльцу к квартире с номером три. Мари встала перед широкой чёрной дверью, вздохнула и нерешительно протянула руку. Трижды постучала.
Дверь открыл мальчишка лет одиннадцати, круглолицый с соломенными волосами.
— Привет, сестрёнка! — мальчик обнял Мари.
— Здравствуй, Перри. Как ты?
— У меня всё хорошо. По истории сегодня пятёрку получил.
— Молодец, весь в меня.
— Мама, папа! Мари пришла! — Перри открыл дверь пошире и впустил сестру.
Мари сложила зонт и поставила его в углу. В прихожую тянулся запах хорошего чая, однако обшарпанные пожелтевшие обои и старый ковёр с протёртой тропинкой портили впечатление.
Помня последний разговор с родителями, Мари не стала раздеваться.
В прихожую вошла женщина. Держалась она чопорно: руки были сцеплены на уровне живота, соломенные волосы убраны в строгий пучок, а тонкие губы на треугольном лице по привычке поджаты.
— Здравствуй, мама, — произнесла Мари. — Надо поговорить.
— Проходи.
В большой, но слабо освещённой гостиной сидел мужчина. Светлые волосы он зачёсывал назад, его отглаженная рубашка сияла белизной, туфли блестели не менее ярко. Он расположился в кресле по центру комнаты и, закинув ногу на ногу, читал газету, на столике рядом ожидал чай в чашке из старинного сервиза. По будням глава семейства Бардо вкалывал в типографии, возвращался поздно, весь в бумажной пыли и с руками, по локоть испачканными в чернилах. В выходные же он одевался, как аристократ, прогуливался по старым районам города или сидел вот так же за газетой. А мама что было сил подыгрывала ему, старательно подбирая гардероб и подавая чай со столетнего серебряного подноса.
Хотя бы на обучение Перри скопили денег.
— Здравствуй, папа. Я пришла поговорить о бабушке, — Мари встала в проходе. — Ей могут сделать операцию, но она будет стоить немалых…
— Расскажи о Свивере, — перебил отец, не отрываясь от газеты. — На место прежнего прибыл новый?
— Да, но он вообще не в курсе всего. Это не так важно…
— Вот и славно, не вечно же Свиверам держать пальму первенства.
— Да послушай же ты! — воскликнула Мари. — Бабушке нужны деньги.
— А семье Бардо нужно восстановить своё положение, — отец отложил газету. — Она тоже её часть, если ты не забыла. Есть какие-нибудь новости?
— Я наблюдаю за Свивером, но пока не поняла, что нашёл Райан. Всё хочу обшарить его кабинет, но пока не выходит. Свивер либо внутри, либо дверь у него на виду, — опустила глаза Мари. — На операцию бабушки нужно восемьсот тысяч. Где мы возьмём эти деньги?
— На острове, дочь моя. На острове.
— Ну как ты можешь? — Мари вздохнула, закатив глаза. — Она ведь твоя мать!
— Взгляни на это с другой стороны, — мама положила руку на плечо дочери. — Если мы вернём своё, то у нас средств хватит и на бабушку.
— Когда мы найдём этот остров? Мы ведь даже точно не знаем, что там! — воскликнула Мари. — Может, лучше продать эту квартиру и купить подешевле?
— Это квартира семьи! Это место должно напоминать тебе, кто мы есть! — повысил голос отец. — Ступай и обыщи кабинет Свивера.
— Хорошо, папа, — стиснула зубы Мари.
Она развернулась, погладила Перри по голове и, мягко улыбнувшись ему, вышла из родительского дома.
Дождь так и не перестал. Глядя на падающие капли, Мари видела деньги. Деньги, лежавшие в её футляре из-под виолончели. Работа горничной не принесёт ей восемьсот тысяч ют, как и продажа имеющегося антиквариата.
Дождь барабанил о зонт, машины шумели колёсами о брусчатку и звучно разбрызгивали воду из луж, где-то позади раздался звон колокольчика. Мужчина, шаркая подошвами, вышел из ликёро-водочного магазина. Мари отвернулась. Ей там делать было нечего.
Её мысли вернулись к деньгам. Долго работать у Свивера не стоило. Если она не найдёт чего-то стоящего в ближайшие пару недель, нужно будет уходить. Пусть отец и наседал с поисками, деньги теперь стали важнее. Мари могла нанять бабушке сиделку и поехать в Ваюту, чтобы присоединиться к какой-нибудь экспедиции. Если повезёт, ей удастся найти что-нибудь стоящее.