По дороге в Лачин я рассказал Джабиру о своих надеждах на «вторую революцию». Теперь, когда я был полноправным членом партии, я еще больше уверился в ее необходимости.

Джабир с удивлением смотрел на меня.

— Будаг, только не обижайся, ты все больше меня поражаешь. В тебе смешались граничащая с глупостью наивность и непримиримость к врагам нашего дела.

— Жаль, что я с тобой посоветовался. — От обиды я разволновался. — Выходит, и в тебе я ошибся!

Джабир обрушился на меня:

— Понимаешь, в чем дело: бывших беков не месили из одного теста, среди них ведь есть и достойные люди, прекрасные коммунисты и честные работники. Ну что из того, если кто-то из местных руководителей внук или сын карабахского или еще какого бека. Если он честно служит нашему делу, то и вспоминать не надо о его происхождении! Если же проходимец и вор, тогда надо судить за махинации и воровство. Только так! А не за его близких и дальних родственников.

— Все они хороши до поры до времени. А как только получают какую-нибудь власть в руки, тотчас тянут за собой своих родичей и знакомых из тех же бекских семей!

— Нельзя всех разом охаивать! Лучше не дойти, чем зайти слишком далеко!

— Ты зря боишься, Джабир. Прошло уже пять лет со дня установления Советской власти в Азербайджане, а нами все так же управляют беки, словно и не было революции. Нет, Джабир! Нужно разом покончить со всем бекским сословием! Я иногда уснуть не могу — все думаю об этом. Нужна «вторая революция»! Нужна!

— Неужели ты думаешь, Будаг, что только тебя волнует этот вопрос? Наверняка есть люди, сидящие повыше нас, которые задавались этим же вопросом и знают, как ответить на него.

— В ближайшее время начнутся выборы в местные Советы. Попомни мое слово: снова в начальство выдвинут тех же самых беков! По-моему, нужно уже сейчас начать против них агитацию, чтобы потом не бить себя по голове.

— Будаг, ну будем мы с тобой в нашей волости агитировать людей, а в другой не будут, что с этого? Все равно изберут их!

— Надо рассказать людям, что беки захватывают руководящие посты, чтобы всюду насаждать своих родственников, тогда крестьяне не будут голосовать за них.

— Превратимся с тобой в дервишей, странствующих монахов, и будем ходить из деревни в деревню? Нет, Будаг, я, может быть, и поддержал бы твою мысль, но только в том случае, если ее выдвинет партийная организация. А наши с тобой разговоры — это несерьезно!

— Джабир! Неужели ты слепой? Не видишь разве, что в нашем уезде наверху сидят или беки, или их дружки?!

— Вот что я тебе скажу, Будаг… — Джабир на меня не смотрел. — Ни этого араба я не видел, ни его верблюда не встречал… Понял?

— Струсил, да?

Он молча улыбнулся, так и не ответив мне.

Было уже поздно, когда мы вернулись в Лачин. Завели лошадей в конюшню горхоза, расседлали их. В стойле уже были приготовлены для них овес и сено.

Но еще долго в тот вечер я не мог уснуть. Закинув руки за голову, я смотрел в темное небо за окном и думал о нашем разговоре. По ровному дыханию Джабира я все-таки не мог догадаться, спит он или нет. Он явно не желал продолжать спорить со мной. Вот и он считает, что я не прав. И снова я в одиночестве со своими планами на будущее. Кто же прав? Я знал лишь то, что не отступлю. Хоть и в одиночку, но выйду на бой с беками.

Я не могу отступиться от задуманного.

Я никогда не забуду свое батрачество у беков — достаточно перевидал и настрадался я!

После возвращения из Зарыслы я встретил на улице старшую из сестер (что жили в доме рядом с нами). Я поздоровался и хотел пройти мимо, но молодая женщина остановила меня:

— Это правда, Будаг, что ты женишься на Кюбре? — Черные блестящие глаза смотрели на меня с недоумением.

— С чего это ты взяла? — ответил я резко.

— Все говорят!

— Я разговаривал с ней всего два или три раза. Выходит, что и с тобой или с твоей сестрой я тоже говорить не имею права?

На улице показался Джабир. Он с удивлением посмотрел на меня и на нашу соседку, а потом молча ушел, оставив нас. Всего несколько дней прошло со дня разговора с отцом Кюбры, а уже весь город об этом знает.

Девушка изучающе смотрела на меня. Неожиданно мне пришла в голову мысль, как интересно наша соседка назвала своих дочерей: старшую — Ягут (Яхонт), вторую — Седеф (Перламутр), а младшую — Зумруд (Изумруд). Целое собрание драгоценностей!