И как это могло случиться? —

Мне в грудь вселилась птица!

Большая птица голубая.

Ну что еще могло б, не уставая,

Так трепетать, так биться,

Как не птица?

Так и живет она — то затихая,

То клювом и когтями раздирая

Свою обитель.

Что ни говорите,

А клетка, даже и грудная, — все же клетка

И тесна ей!

Я рад бы выпустить ее на волю,

Но очень грустно навсегда с ней распроститься.

Вот я и говорю ей: «Птица, птица, —

Лети! Но и меня возьми с собою».

Я грудь свою — темницу раскрываю,

И жду... и не дышу... и умираю!

И вечностью мне кажутся секунды.

Молчит она.

Лишь крылья шумно она вздымает...

Не улетает!

* * *

Свет брызжет, лучист,

Снег алмазно искрист.

Мелькают стрекозы, серебряно — розовы,

Воздух пронзительно звонок и чист.

Объятый морозом,

Лес празднично зелен:

Сосны и ели,

И можжевельник, —

Одни лишь берёзы,

Раздеты и босы,

Стоят под наркозом

В стерильных повязках.

Повсюду стрекозы,

Серебряно — розовы, —

Зимняя грёза,

Февральская сказка.

Лес распалён морозным коктейлем;

От этого зелья

Празднично зелены

Рослые сосны, ежи — можжевельники,

Ели — застывшие карусели.

Всё это сверкает, звенит изумрудом,

И чудо —

Берёзы как будто зарделись!

Раздеты и босы,

Стройны, как газели,

Тонкие руки к небу воздели —

И сбросили разом застывшие маски!

Мелькают стрекозы,

Серебряно — розовы, —

Зимняя грёза,

Февральская сказка!

* * *

Свершилось:

Сил полна земля,

Взломала лед,

В преддверье новых песен.

И я, их чуткий провозвестник,