Игрок, действительно, был сурово наказан: ему запретили участвовать в официальных соревнованиях ПОЖИЗНЕННО.

Не прошло, однако, и двух лет, как уже коллектив класса «А» стал назойливо домогаться дисквалифицированного футболиста. Власти были неумолимы. Тогда в действие ввели «артиллерию» более крупного калибра: главный физрук республики обратился по этому поводу к главе союзного спортивного ведомства Николаю Романову. Значительная часть письма посвящалась прекрасным человеческим качествам экс-футболиста. Как не увлажниться глазам, как не размягчиться сердцу по прочтении таких вот строк: «У товарища Т. есть жена, которая учится в вузе, есть дети, и он свои обязанности перед семьёй выполняет, как подобает советскому гражданину: возобновил учёбу в вузе, состоит студентом третьего курса сельскохозяйственного института и ведёт себя выдержанно и пристойно».

Далее автор письма просил «в положительном смысле решить вопрос об отмене дисквалификации» и разрешить игроку принять участие в чемпионате. Как бы невзначай проситель сделал многозначительную приписку: «Настоящий вопрос согласован с ЦК КП республики». Мол, не решитесь вы, вопрос всё равно уладится, но на более высоком уровне. Романов не решился допустить к соревнованиям человека, опорочившего доброе имя советского спортсмена. Но не смог он и отказать прекрасному семьянину, к тому же добросовестно исполнявшему супружеские обязанности. И потому отфутболил письмо в футбольную инстанцию. Но ведомство Гранаткина стояло насмерть. В очередной раз подтвердив верность принятому ранее решению и осудив хулигана, оскорбившего «самые сокровенные чувства десятков тысяч зрителей», оно потребовало от республиканской футбольной организации расследования «факта пребывания на сборах команды нарушителя, и немедленно доложить об итогах расследования». Как бы не так. Вопрос решался, видимо, уже на «телефонном» уровне. (О том, что это значит, посвящённые знают, непосвящённым объяснять долго). Что же в таком случае могло вынудить вскоре Гранаткина и его сподвижников подписать «акт о капитуляции»? Выглядел он так: «Вопрос о снятии дисквалификации с Т. передать на обсуждение и разрешение республиканской федерации футбола». Документ был подписан 9 июня. Дальнейшие события развивались с космической скоростью. Уже через день земляки проштрафившегося футболиста единодушно, по-христиански, отпустили ему грехи. Ещё через пару дней тот, чистый, как младенец, отметил свой дебют в классе «А». Мог бы и раньше, в день отпущения, да вот только календарём не предусмотрен был матч.

Все эти истории — красноречивое свидетельство о «самостоятельности» Футбольной федерации. Кто же в действительности хозяйничал в футбольных владениях? Наверное, те, кто и во всех остальных. Впрочем, во второй половине 50-х с чьей-то лёгкой руки называть их стали меценатами. Гениальное изобретение эзоповой эпохи! В конкретном понятии начисто отсутствовала конкретность. Меценатов можно было во всеуслышание хаять, призывать к неподчинению и активной борьбе против их произвола, и всё это без малейшего риска для жизни, судьбы или карьеры. Примеры? Сколько угодно. В интервью, опубликованном в «Советском спорте» за неделю до открытия футбольного сезона 1959 года, Валентин Гранаткин на вопрос: «Что бы вы хотели сказать о деятельности так называемых меценатов?» ответил:

— Безусловно, правы товарищи, выступившие против высокопоставленных болельщиков, считающих своим долгом вмешиваться о работу тренеров. Задача общественности заключается в том, что бы оградить тренеров от всевозможных помех.

Виноваты и сами тренеры: нельзя превращаться в этаких безропотных овечек. Ведь у тренеров есть не только обязанности. У них есть ещё и права, которыми надо пользоваться…

Весьма милый совет. Вот бы ему ещё и следовать. Но мы с вами уже знаем — не было у самого председателя противоядия против произвола верхов. Да и быть не могло. Очередной пример на тему приведу чуть позже. Не только потому, что произошёл он уже в ходе турнира.

Время уже покинуть затхлую атмосферу кулис и выйти на сцену, то бишь на призывно манящую свежую весеннею травку, пребывавшую в трепетном ожидании очередного свидания с футболом.

В аналогичном состоянии находились и пишущие, играющие, тренирующие и болеющие: учащённое сердцебиение, предательская дрожь в коленках и одновременно бьющий через край оптимизм. Впервые попавшие в компанию сильнейших обещают никогда больше с ней не расставаться, все остальные преисполнены желаний превзойти прошлогодний результат, и только у скромняг-чемпионов нет выбора: их поклонников устраивал единственный вариант ответа — хуже не будет. И они ого получили.

На фоне всеобщего нервного возбуждения выделялись необычайным спокойствием и каким-то подчёркнутым равнодушием к происходящему московские динамовцы. А с чего бы им волноваться? Разве не ясно, что с середины 50-х установили они с главным своим оппонентом график чемпионства: по чётным годом побеждал «Спартак», по нечётным — «Динамо». Вот и начали динамовцы мощно, уверенно, как и подобает будущему чемпиону. Одержав победу в Сталино над «Шахтёром», они вернулись в Москву, чтобы обыграть «Спартак», после чего вновь отправились на Украину, на сей раз в Киев, за очередной парой очков. Хозяева, однако, не собирались с ними расставаться, оказав мощное противодействие лидеру не только на футбольном поле, но и… вне его.

Матч, назначенный на 2 мая, должен был обслуживать тбилисский арбитр В. Рамишвили. Но 29 апреля Управление футбола СССР уведомило о том, что встречу будет судить ленинградец П. Белов, так как он «прошёл предсезонную подготовку и больше соответствует рангу матча». Белов и стал главным героем, встречи, во всяком случае, в глазах местных журналистов. Отчёт об этой игре в киевской спортивной газете предварял красноречивый заголовок «11 против 12». Автор отчёта посчитал в составе москвичей 12 человек. Двенадцатым был судья, который якобы назначил необоснованный пенальти в ворота хозяев и не назначил обоснованный — в ворота «своих». Это ещё не всё. Белов засчитал третий, решающий мяч (киевляне проиграли 2:3), который линию ворот хозяев не пересекал. Кроме того, он в каждом тайме недоиграл по минуте.

Не видя матча, невозможно судить об истинном положении вещей. Но здесь надобно отметить, что киевский корреспондент, передавший отчёт в «Советский спорт», ни одного упрёка в адрес арбитра не бросил. Более сдержанной была и запись в протоколе, сделанная тренером киевлян О. Ошенковым: «Матч опротестовывается: недоиграно время — 52 секунды, и был засчитан гол, который не пересёк полностью линии ворот. Судья находился на расстоянии 22–25 м от линии ворот».

Ни словом не обмолвился тренер о двух пенальти и недоигранной в первом тайме минуте.