Двадцатый чемпионат Советского Союза открылся 23 марта. Лишь за неделю до его начала произошло воссоединение членов сборной со своими клубами. Повышенное внимание на старте, как обычно, — «Динамо» и «Спартаку». И не только потому, что наступающий турнир сулил, выражаясь языком современных дипломатов, «новый раунд» соперничества за чемпионство двух безусловных лидеров 50-х годов: по игре этих команд можно было судить и о степени готовности нашей сборной.

«Динамо» начало с оглушительной победы в Тбилиси над одноклубниками — 6:1. Видимо, в тот день чемпион выполнил то ли месячный, то ли квартальный план по забитым мячам. Во всяком случае, на очередные шесть мячей им пришлось затратить восемь матчей. Не пошла игра у динамовцев, застопорилась, и через несколько туров затерялись они в «толпе».

Соперникам грех было этим не воспользоваться. Правда, «Спартак» начал куда скромнее — с ничьей (1:1) в Кишинёве. Тот же счёт повторился и в Киеве. Но постепенно набрал он неплохой ход, выбился в единоличные лидеры и долго, очень долго никому эту позицию не уступал.

В непосредственной близости от «Спартака» находились торпедовцы, тоже ставшие объектом пристального внимания из-за нахождения в их рядах побывавших со сборной в Китае Островского, Метревели, Иванова, Гусарова и не получившего «китайскую визу» Стрельцова. Все они для начала сезона выглядели весьма недурно. Нападающие «Торпедо» лихо раскручивали оборону соперников, оставляя в ней многочисленные пробоины: по три мяча забили они Киеву и «Спартаку», шесть — тбилисцам… Всего в первых восьми матчах двадцать одна «торпеда» точнехонько ложилась в цель. Одиннадцать «выпустили» Иванов со Стрельцовым.

Всего в шаге от «Торпедо» расположились армейцы и «Локомотив», чуть поодаль — «Зенит», «Шахтёр» и киевское «Динамо»… Обычная для начала каждого турнира толчея. Чемпионат пребывал в том счастливом состоянии, когда все его участники смогли ещё лелеять радужные надежды. Пожалуй, только «Адмиралтеец», ужасно «разыгравший дебют», задолго до истечения «контрольного времени» стоял на проигрыш. Казалось, и сами футболиста поняли, что по ошибке забрели куда-то не туда, и все их помыслы были направлены на то, как бы поскорее покинуть непривычное, чуждое общество и вернуться в родную стихию. Надо сказать, это удалось им без особых хлопот. Заглянув всего «на минутку» в «высший свет», новичок всё же сумел оставить след в сердцах… статистиков. В «Книге рекордов» союзных чемпионатов цифровых дел мастера посвятили «Адмиралтейцу» две строки:

Наверное, в иной ситуации «Адмиралтеец» можно было назвать самой бескомпромиссной командой чемпионата (ни одной ничьей в турнире). Однако применение этого слова к команде, проигравшей 19 матчей из 22, может быть истолковано, как бестактность.

В мае на турнире возникла без малого двухмесячная пауза для подготовки и участия наших футболистов в чемпионате мира. (Только клубы, не отдавшие своих сынов в сборную, провели между собой пару-другую матчей).

Великое болельщицкое братство, не признающее ни пола, ни возраста, напрочь забывшее в эти дни о клубных пристрастиях, национальных и религиозных различиях, с замиранием сердца и вовсе не без надежд пребывало в ожидании самого крупного в истории советского футбола события.

В апреле истекал срок подачи в ФИФА расширенного списка (40 человек) участников чемпионата мира. Президиум секции футбола список кандидатов наметил загодя. Стрельцову места в нём не нашлось. В то время трудно было вообразить сборную без лучшего нападающего. В неполные 18 лет дебютировал Стрельцов в её составе. И в первой же игре в Стокгольме забил три мяча в ворота шведов. И в следующем матче, уже в Москве, он показал такой же результат. Мне неизвестны случаи из зарубежного футбола, когда бы дебютанту сборной в первых двух матчах удавались два хет-трика. В отечественном футболе такого не было. Это абсолютно точно.

К началу 1958 года Стрельцов сыграл за национальную команду 19 матчей, забив в них 17 мячей. Нередко именно стрельцовские голы оказывали решающее влияние на конечный результат. Самый значимый гол был забит им 24 ноября 1957 года в Лейпциге. В тот день в дополнительном матча группового турнира между сборными СССР и Польши решался вопрос о том, кто из соперников отправится на мировой чемпионат в Швецию.

Выходил Стрельцов на поле с незалеченной травмой и уже на пятой минуте получил новую, настолько серьёзную, что, несмотря на все принятые меры и обезболивающие уколы, едва передвигался по полю. Но и в таком состоянии он чаще других игроков нашей команды наносил удары по воротам. Один из них, мощнейший, из-за пределов штрафной, пробил польского вратаря Стефанишина. И во втором тайме досталось обороне соперника от Стрельцова, который «несмотря на травму, медленно, прихрамывая, приближался к воротам польской команды и вдруг в напряжённый момент яростно вступал в борьбу за мяч» (Из отчёта о матче СССР — Польша). Незадолго до конца матча с его изумительной подачи Федосов забил второй гол.

В те годы считалось хорошим тоном упрекать Стрельцова в лености, пассивности, неуважении к соперникам, зрителям, судьям… Но почему-то никто не решился искренне восхититься самоотверженностью, мужеством (каждое столкновение с соперником могло стать последним в его спортивной карьере), мастерством футболиста, на одной ноге (кавычки здесь неуместны) обыгравшем сборную Польши и открывшего дорогу советской команде на финальный турнир.

Самому же Стрельцову, судя по развивающимся событиям, предстояло следить за ходом мирового первенства по радиорепортажам Николая Озерова. Однако в последний момент спортивные руководители, отвечавшие за выступление нашей команды, пошли на попятный. С их подачи центрфорвард получил шанс «прорваться» в сборную. Шансом этим явилось инициированное сверху покаянное письмо, с содержанием которого читатели «Советского спорта» могли ознакомиться 12 апреля: