— Прости, пап, я… — Тина замолкает, будучи не до конца уверенной, стоит ли рассказывать про Ноа и паническую атаку, — кажется, мы немного повздорили с Мэттью, и я была зла, а потом эта неожиданная вспышка и, в общем… прости.

— Ради Бога, прекрати извиняться и просто будь внимательнее, — Джон тяжело вздыхает, легонько похлопывая Тину по плечу. — Тебе нужно отдыхать, восстанавливать силы, а я пока позову лечащего врача.

— Ты просидел здесь всю ночь? — интересуется Тина, хотя прекрасно знает ответ.

— Моя дочь провалялась без сознания шесть часов, — отец удивленно приподнимает брови. — Конечно, я просидел здесь всю ночь, что за глупые вопросы?

— Пытаюсь сообразить, сколько пиццы заказывать на выписку. Ладно, пап, можешь больше не беспокоиться, видишь, я в полном порядке. — Для наглядности Тина убирает отцовскую руку с плеча, пытается привстать, но чертыхается и падает обратно на кровать. — Ну, если не считать охренительную боль в ребрах, головокружение и ноющие синяки, то я практически в порядке.

— Я загляну, как только тебя осмотрит доктор Данбар. Кстати, здесь и без меня целых три претендента на роль сиделки, — Джон поднимается с кресла и поправляет кобуру, висящую на ремне джинсов. — Ноа тоже входит в их число, и я очень хотел бы знать, почему Мэттью усердно пытается вцепиться в твоего парня клыками.

— Он в порядке? — Тина испуганно округляет глаза и только потом понимает, какой именно вопрос вырвался из её рта. Тело прошибает ледяной дрожью, а горло пережимает, словно тисками. Тина быстро моргает и добавляет: — Я имела в виду Мэттью, Ноа ведь может его покалечить.

— Я оттаскивал их друг от друга трижды. За час. Затем дважды от Финна. Каждого. Они словно с цепи сорвались, и учти, мы обязательно с тобой об этом поговорим, — Джон подтыкает тонкое одеяло на больничной койке и устало проводит ладонью по своим взъерошенным волосам. — Ты же знаешь, как я отношусь к вопросу безопасности рядом с оборотнями. И мне очень не нравится то, что сейчас происходит за этими дверями.

Отец выглядит измученным, морщины покрывают лицо, словно паутинки, а уголки губ печально опущены вниз. Он, наверное, постарел на несколько лет за одну ночь. Тина прекрасно знает, как тот волнуется за дочь, за её благополучие, за сохранность. Взбесившиеся волки будут последними, кого он хотел бы видеть рядом со своим ребенком. Особенно сейчас.

Он потерял любимую жену, провожая ее постепенно, наблюдая за угасанием. Джон не свыкнется, если потеряет еще и Тину, если останется в этом мире лицом к лицу с тишиной пустующего дома. А Тина его подвела. Снова заставила пережить эти страшные, ужасающие моменты, когда не знаешь — один ты или фортуна приберегла для тебя за пазухой драгоценный шанс.

Кажется, одной лишь пиццей Тина точно не отделается. Придется ослабить контроль и устроить грандиозный ужин с бургерами, жареными стейками и картошкой фри. Сразу, как только соберет себя по кусочкам.

— Я видела маму, — не глядя на отца, тихо произносит Тина, лишь бы не думать о Ноа, находящимся за стеной. — Я разговаривала с ней, держала за руку и знаешь… это было так реально. Словно я умерла и оказалась рядом с ней.

Джон уже успевает отойти на несколько шагов, но оборачивается и замирает, держась за дверную ручку. В его глазах можно увидеть тоску, скорбь и все душевные переживания разом. Тина чувствует себя эгоисткой. Вместо того, чтобы объяснить поведение оборотней, рассказав про разрыв с Ноа, она рассказывает про мать.

Тина снова причиняет боль. Какая же она хреновая дочь.

— Ты была мертва двадцать секунд, — хриплым голосом говорит Джон. — Финн привез тебя в больницу вместе с Мэттью, и в приемном покое твое сердце остановилось на целых двадцать секунд. Возможно, из — за сильного удара головой или шокового состояния. Знаешь, ты жутко нас напугала.

— Прости, — снова извиняется она, потому что больше нечего сказать.

— Все будет хорошо, солнышко.

От последнего слова у Тины ёкает сердце. Мама тоже так её называла.

— Главное, что ты осталась со мной, а большего твоему старику и не надо.

Разговор заканчивается в неуютном молчании. Тина, почувствовав, что вот — вот снова заплачет, отворачивается к окну и наблюдает за медленно плывущими облаками. Она не хочет поворачиваться, не хочет, чтобы отец видел её слезы. Тина желает оставаться сильной в глазах отца. Джон должен знать, быть полностью уверен, что его дочь в полном порядке. Пусть это будет заблуждением, откровенной ложью, но так гораздо легче — убедить остальных, что её жизнь вовсе не похожа на комнату ужасов.