Шрифт:
Он пришёл в долину не для забавы. У него есть цель, и она будет достигнута. И в этом его сила. В цели — которая больше страхов текущего мира.
А значит, за его спиной есть пока неведомая опора. И мир защитит его.
Сайко плотнее прижалась к Дерену, и он ощутил прилив сил. «Воинство» Яреснея тоже не продержится долго. А с таянцами он управится и ножом.
— Вы зовёте нас проклятыми! — каркал старик, не понимая, что слова его кормят Бездну в нём же самом. — А всё наше проклятие — стремление выжить. Вы придумали какое-то «человечество» с его добром и справедливостью. Нет никакого добра, Вальтер Ларго! Есть только стремление выжить!
Дерен не отвлекался на слова. Браслет пишет, если потом понадобится для отчёта. А ему всё это неважно. Главное не то, что мы говорим, а что делаем.
Пилот видел, что белоглазые устали от постоянного давления. Но видел и то, как четверо фальшивых таянцев пробираются к нему всё ближе, давят общей массой сознаний, пытаясь противопоставить это движение движению «маятника».
Да и Яресней, хоть и нёс бред, не стоял без дела. Он работал с чужими ритмами, пробуя защиту Дерена то так, то этак, чтобы продавить или проломить.
Старик владел искусством маятника не так уж и плохо. Будь он лет на сто помоложе…
Рассчитывал Яресней и на слова. Пытался выбить Дерена из эмоционального равновесия. Cбить настрой. Надеялся, что пилот всё-таки слышит его, и отдельные слова цепляют сознание.
Но Дерену было не до слов. Таянцы сумели-таки подобраться к нему на расстояние удара.
Не все. Но Бородач с тесаком продавил ментальную преграду и взмахнул оружием.
Движения его были медленными в расчёте на домагнитку, и удара ногой он не ожидал, а зря.
Однако это движение сбило концентрацию Дерена.
Толпа качнулась вся, беспорядочно, но опасно. И над ней что-то сверкнуло вдруг лёгким росчерком в потемневшем небе.
Дерен думал, что кто-то не удержался и пальнул вверх, позабыв, что пленники нужны живыми, и только раздавшийся следом удар грома напомнил ему о грозовых тучах в небе.
Гром был тяжёлый, раскатистый. И с гор что-то откликнулось ему таким же громовым, но звериным рёвом.
Рёв отразился от камней, заметался отзвуками по долине, не давая понять, откуда же он донёсся.
Белоглазые почему-то смешались и полетели на землю не хуже, чем от ментального удара. А те, что стояли ближе к камням — женщины, дети, подростки — с криками кинулись врассыпную.
На ногах остались таянцы да Яресней. Но и они уставились на Дерена расширенными от ужаса глазами, словно у пилота вдруг выросло ещё две головы.
Тот не понимал, что происходит. Пользуясь передышкой, он сбавил обороты маятника и глотал холодный воздух, стараясь восстановить силы.
— Вальтер — обернись! — зашептала Сайко. — Сзади! Там!..
Дерен оборачиваться и терять таянцев с Яреснеем из виду не собирался.
Он выбросил вперёд руку с браслетом, отдавая команду снять голограмму того, что за спиной, и показать ему.
Голограмма вспухла над браслетом, но пилот уже и сам понял, КТО там. Потому что на этот раз рычание раздалось прямо из-за спины.
Над Дереном и Сайко нависал здоровенный вайшуг, раза в полтора больше утреннего знакомца.
Шерсть его торчала дыбом, игольчатая, блестящая. Огромные клыки в распахнутой пасти были в ладонь таянца, не меньше.
— Ничего не бойся, — повторил Дерен Сайко.
И потянулся мысленно, касаясь сознанием неожиданно тёплого сознания зверя.
«Я — человек», — сказало он вайшугу.
И ответ пришёл тут же: «Я голоден».
«Я — не твоя еда».
«Ты тот, из Бездны?» — Дерен ощутил холодок узнавания.
«Да, это я».
«Отойди».
Дерен с болью сожаления посмотрел на одурманенных звериным «гипнозом» врагов. Все, кто не успел убежать, лежали или сидели сейчас на земле. Живые, но потерянные и словно бы пьяные.
Они заранее отдали зверю ту замечательную жизнь, о которой только что орал Яресней.
— Твоё желание выжить — слишком короткое, — выдавил Дерен, найдя глазами старика. — Оно лежит ниже воли, но пожирает волю, когда вместе с ним к небу поднимается страх. Так, кажется, сказано в самом древнем кодексе первых колонистов?
Вайшуг зарычал. Низкий вибрирующий звук потёк над долиной, и одурманенные заулыбались. Вайшуги съедают добычу, не причиняя ей боли.
Рычание давило на сознание, подчиняло, отнимало желание бороться. Замерли даже таянцы и Яресней. Старик разом осип, не сумев ответить на обидные слова.