История простая.

Танцы.

Их устраивали летом. Для всех. Поле. Фонарики. И музыка. Девицы и женщины вполне солидные, но готовые ненадолго вспомнить, как оно было. Мужчины в наглаженных рубашках. Тележка с мороженым или вот с водой.

Веселье, пусть не до утра, но до полуночи точно.

Мишка на танцы сбежал. Янка тоже собиралась, но не вышло. А он вот наврал, что в городе задерживается, и остался.

А там уже встретил её.

И случилась любовь.

Как?

Обыкновенно. С первого взгляда и до последнего вздоха. Разве в их годы бывает иначе. И острое ощущение неправильности, потому что оба знали… все они знали. Все понимали.

Про круг.

Перспективы.

Яжинского, который этакую невестку не поймет. Да и Сомов зятю из низов не обрадуется. Но тем ярче пылала любовь. И Янка завидовала. Помогала, таскала записочки, а одного раза даже провела Софью к тайному месту на берегу…

– Она не вредная. Вот, подарила мне, - Янка вытащила из-под куртки шнурок, на котором болталась яркая пластмассовая рыбка с золотыми плавниками. – И еще мыло хотела. И духи. Но я не взяла.

– Чего?

– А как? Мамка бы учуяла точно. Ну и остальные. Мигом бы деду донесли.

Все же она была сообразительной девочкой.

– Мишка для нее подарок в лавке Хомутовой искал?

– Ага…

– Знаешь, какой?

– Сперва подвеску. Такую, махонькую. Красивую… её быстро привезли. Тогда-то он и решился. Браслет. Серебряный. Витой. Красивущий… он мне на песочке нарисовал. Хотел кольцо, но кольцо надобно с камнем. А это дорого. У него столько не было.

– А сколько было?

– Не знаю… - Янка поспешно отвела глаза.

– Или правда, или договор расторгнут.

– Кольцо в пять рублей обошлось. Рубль вперед, и потом еще четыре. А за браслет он десятку задатка оставил. И еще столько же должен был бы…

Интересно.

Очень.

– А в тайнике я семьдесят нашла.

Ого?!

– Откуда.

– Сама не знаю. Честно! Вот вам крест! – она широко размахнулась. – Просто… ну я знала, где лежат. Вот и решила поглядеть.

Янка всхлипнула и поглядела на меня, пожалею ли. Не пожалею.

– Покажешь.

Семьдесят… нет, больше, с теми, что в кошельке, и с теми, которые он за браслет отдал. Это уже почти сотня получается. И трешка явно не просто так. Оно и понятно, любовь любовью, но девушку и угостить надо, хотя бы тем же мороженым.

Или нет. Если б Мишка в городских кофейнях был, то донесли бы, пусть не Яжинскому – он нелюдимый, но Сомову так точно. Стало быть…

– Сейчас? – уточнила Янка.

– А далеко?

– Неа. Тут… на старой вырубке. Дерево одно, а под корнями такое вот, - она развела руками. – Ямина. Нора прежде. А там уже Мишка схрон сделал.

Янка же выследила.

– Зачем ему деньги? – я поглядела. Сумрак. И дождь. Не самая лучшая погода для прогулок по лесу, но фонарь еще есть, а Янка привычная. – Ну, помимо подарков Сомовой.

– Так… - на меня поглядели, как на дуру. – Сбежать хотел. Хотели. Они. Вдвоем. На большую землю. Мишка и копил. Чтоб, значит, квартиру снять.

Она загнула палец.

– И на еду было. И на документы… но он как-то обмолвился, что ему сделают. Такие, чтоб им там по восемнадцать было.

Хреново.

Не должен был Мишка знать людей, которые этаким промышляют.

А он, выходит, знал.

Вот тебе и…

Я выбралась наружу и поежилась. Налетевший ветер швырнул в лицо мелких капель, смешанных со льдом. И Янка чихнула, с надеждой поинтересовавшись:

– Может, завтра сходим?

– Неа, - я покачала головой. На завтрашний день у меня имелись планы. И не факт, что по их воплощении я буду способна хоть на что-то. – Веди.

Глава 21. Восьмерка кубков

«Так называемые либеральные силы требуют ослабления, а то и вовсе отмена всякой цензуры, не понимая, что за этим воспоследует. Как жить в мире, где любой человек будет иметь возможность изложить на бумаге все-то, что придет ему в голову? Как будет отличить правду от лжи? И не случится ли так, что обыватель, неискушенный, доверчивый, погрязнет в этом мутном информационном потоке»

«Размышления на тему пользы и необходимости цензуры», «Байкальский вестник».

К дому Зимы Бекшеев отправил Тихоню, который выслушал распоряжение молча, кивнул и удалился. Тихо-тихо. Не человек – Тень.

Приказ он выслушал.

Кивнул.

И нахмурился, явно досадуя. Но на что? На то, что княжич сбежал и теперь может повторить визит, выместив на Софье свое раздражение? Или на то, что хватились его рано?

А вот на квартиру к Барскому пришлось самому ехать.