— Клянусь... — он тяжело дышал, сжимая и разжимая кулаки, — я убил бы тебя на месте, как этих беспомощных Марка и Ариану, если бы не Деймос. Ты нужна ему, а я не могу отказать названному брату.

— Так это был ты? Вот оно что... — тихо произнесла Лина.

— Ты даже не представляешь, как гадко думать, что ты отдалась богу царства Теней только из жалости к нему. Только потому, что на такого больше никто не позарится... Бросила мать, и ради кого? Ради того, кто не то, что любви, даже погребения не заслуживает! — у Деймоса сложилось ложное впечатление, что Лина беспомощна, пуглива, слаба, он решил, с ней легко можно справиться одними угрозами. Он ошибся.

В этот момент лампа в напольном светильнике затрещала и, кратко мигнув, погасла. Амфитеус отвлёкся на неё и поспешил за вторым пистолетом, но остановился на полпути — в отражении его глаз, раскрываясь лепестками и лианами, в зелёно-золотом сиянии своего могущества появилась живая богиня, истинное воплощение Персефоны. И она была готова на всё.

Аид ещё долго стоял над кипящей пропастью, вспоминал и вспоминал, пока мысли не вернули его к предсказанию Макарии. Он давно подозревал Морфея — полагать, что Владыка Аид чего-то не видит в собственном царстве, было бы неразумно — но не мог найти причин раскрыть его, теперь, видимо, время пришло. Назначая Макарию вместо себя, Аид понимал все риски, но верил, что его дочь, какой бы слабой и доброй она внешне не выглядела, сможет взять всё под контроль, и не прогадал. Царство осталось в порядке, только в порядке ли была сама Макария? Между ней, Морфеем и Танатосом происходило нечто эфемерное, что можно было только почувствовать, но не увидеть. Аид решил не вмешиваться, а вот предсказание игнорировать не стал — ему следовало поговорить с Морфеем и по возможности предотвратить надвигающуюся угрозу или ликвидировать её причину, даже если цена окажется слишком высока.

Во дворец Аид не вернулся, уверенный, что Персефона ничего не натворит в его отсутствие, а сразу направился к уединённому обиталищу Морфея. В отличие от пещеры Гипноса, это место выглядело как старинное поместье на скалистом склоне горы: здесь вечно стоял пурпурный туман, радужные всполохи появлялись то тут, то там, под окнами цвели ярко-алые маки. Морфей любил всё современное не меньше Гермеса, но в отличие от него предпочитал английскую классику, как в одежде, так и в интерьере — в его небольшом жилище можно было найти всё от гардеробной с туфлями и шляпами до антикварной библиотеки времён королевы Виктории. Обычно Морфей проводил время за созданием волшебных снов для детей и пророческих грёз для королевских особ, но сегодня он стоял среди маков и мечтательно смотрел на пылающие вулканы Тартара. Один из них откровенно плевался раскалёнными камнями далеко на горизонте.

— Владыка, — Морфей поклонился, когда Аид появился перед ним из лазурного пламени, — какой... приятный сюрприз.

Аид заложил одну руку за спину, другую сжал в кулак и медленно поднял взгляд.

— Приятный?

Морфей улыбнулся уголками глаз.

— Мой отец сейчас занят, если Владыка...

— Я не ищу Гипноса, — сказал Аид. Его аура имела такую огромную силу, что Морфей невольно отступил к стене своего поместья, — мне нужен ты.

— Что ж, я слушаю, мой царь, — обращение «мой царь» прозвучало с лёгким намёком на издёвку, и Аид заметил это.

Он чувствовал неповиновение, чувствовал, что какой-то из его неукоснительных законов нарушен, но пока не мог определить какой, а к жестокости прибегать не хотел. Аид надеялся, что обойдётся разговором, и схитрил, сделав вид, что уже знает нечто важное.

— Ты знаешь, зачем я здесь, — он сделал шаг к нему. — И ты расскажешь мне всё по собственной воле или против неё.

Морфей устремил на него проницательный взгляд, а затем откровенно усмехнулся.

— После заключения в темнице Олимпа Владыка излишне осторожен. Нет подвоха там, где ты ищешь, и мне нечего сказать.

— Нечего? — тихо уточнил Аид. Его шёпот звучал так, что многие предпочли бы этому шёпоту самоубийство.

Морфея пробрала дрожь, но он не подал виду.

— Нечего, Владыка. Мне, правда, нечего тебе сказать, — едва заметное изменение выражения его глаз было почти неуловимым, — но ей точно есть!

Металлический отблеск у правого плеча заставил Аида отклониться в сторону, и он, словно в замедленной съёмке, увидел Персефону, а затем встретился с ней взглядом... Это была не она, кто-то другой притворился ей и напал со спины. Миг осознания очередного обмана, знакомое оружие, вызывающее тошнотворные воспоминания, и резкая боль — тёмная мантия и рукав, как и божественная защита, не смогли противостоять Серпу Кроноса, и тот оставил на плече глубокую рану. Кровь пропитала ткань царственного одеяния Аида.

— Ты кто такая? — Аид поднял взгляд на Лану, не замечая, что Морфей в этот момент тоже решил напасть.

Призрачная рука подползла сзади, раскрыла ладонь с бутоном мака и проникла в голову — грёзы, дарующие исполнение сокровенных желаний, сны, предвещающие счастье...

— Я та, кто убьёт тебя! — ответила Лана.

Если бы Морфей детально разбирался в вопросе царствования, он бы знал, что богам со своими царствами не обязательно ждать подачек в виде воплощения божественного предназначения, хотя Аид даже в этом был на шаг впереди — помимо царства Теней, его силы питала и смерть, которую он делил с Танатосом и Макарией. Смерть была ежедневным явлением, а значит и постоянным источником сил, и она во многом превосходила сны. Грёзы Морфея протянули недолго, Аид быстро избавился от них и пришёл в себя. В его тёмных глазах вспыхнуло лазурное пламя, оно пробежало по всему телу и окружило его.

— Очень смелое заявление!

Морфей и Лана переглянулись и без всякого предупреждения бросились на него. Аид даже не пошевелился, он так и остался на месте с заложенной за спину рукой, только едва заметно качнул головой, и обоих его противников сшибла волна тёмного тумана.

***

Божественные лианы поддели кофейный столик и, подкинув его вверх, метнули через всю комнату в Амфитеуса — тот едва успел пригнуться. Столик просвистел над ним и врезался в стену, отбрасывая фигурные ножки. Амфитеус поднялся, но ненадолго, божественные лепестки впились в него как маленькие острые лезвия, порезали лицо и руки, снова опрокинув на лопатки. В центре гостиной стояла Лина, на её теле мерцали зелёные и золотые огоньки, лианы вились вокруг неё, словно танцующие змеи, а смертоносные лепестки цветов роем кружили над головой. Последнюю четверть часа Амфитеус находился в глухой обороне: до него, наконец, стало доходить, почему раньше никто не хотел соваться к Персефоне в одиночку. Он всерьёз начал сомневаться в успехе своей миссии, когда вспомнил о брошенном пистолете и о том, что на самом деле может его оружие. Амфитеус увернулся от лианы, отмахнулся от новых лепестков и выставил руку вперёд, призывая пистолет — тот со стуком прокатился к нему по полу и удобно лёг в ладонь.