— Оставь меня в покое, пожалуйста.

Я говорю это Саше, но нас покидает Анна Викторовна.

— Не могу, — безапелляционно звучит в ответ.

С тяжестью в груди выдыхаю спертый воздух и чувствую, как по щекам начинают литься слезы безысходности. Совсем не потому, что я заболеваю, или что мне приказывает Саша. Причина в этой боли именно в том, что без Богдана Исаева мне очень плохо.

— Ян, не плачь. Не стоит оно того, — мужчина грубовато хватает меня и прижимает к себе. Незнакомый аромат бьет по ноздрям. Загораются красные лампочки о том, что это чужой…

— Я не могу не плакать, я не могу остановиться, — вырывается у меня из горла, и в следующую секунду я слышу слегка удивленный голос.

— Что здесь происходит?

Голос отца звучит как гром среди ясного неба. Мне сложно скоординировать движения, и я не сразу отскакиваю от Саши, который вообще не думал меня отпускать, судя по тому, как крепко его руки легли на мои плечи.

Я поднимаю голову и в абсолютно заплаканном виде сталкиваюсь взглядом с папой, который явно не в настроении и рассматривает довольно странную позу, в которой мы с Сашей стоим.

— Привет, пап, — осторожно выпутываюсь из рук мужчины и стараюсь незаметно стереть слезы тыльной стороной ладони, но поздно. Он все и так уже видел. Саша не отходит от меня, только смотрит, пока говорит своему непосредственному начальнику.

— Вечер добрый, босс.

Папа подходит, рассматривает нас с особым энтузиазмом, изгибает черную бровь, а затем берет меня за руку и притягивает к себе.

— Что случилось, Яна? — целует меня в лоб и следом прикладывает руку ко разгоряченной коже.

— Да ничего, пап, просто плохо себя чувствую, — смотрю прямо на белую рубашку, не решаясь поднять взгляд выше. Он ведь прочитает правду в глазах.

— Врача вызвать надо. Ложись отдыхай, я позвоню Ивановичу, пусть посмотрит тебя.

— Хорошо, пап.

Он все равно замечает слезы, стирает их пальцем и переводит внимание на Сашу.

— Точно все нормально? Плачешь чего?

Подскакиваю на месте и тут же отвечаю:

— Потому что чувствую себя плохо, пап.

И я ведь совсем не вру. Совсем-совсем. Действительно плохо себя чувствую, что морально, что физически. По изможденному лицу отца видно, что он не шибко настроен на другие разговоры. Мне даже начинает казаться, что он чем-то обозлен. Неужто тем, что только что увидел?

А может это связано с работой. Вполне возможно, конечно.

Желваки слегка поигрывают. Он кивает мне, а затем переключается на Сашу. Наверное, отец по-своему воспринимает увиденное, но мне уже все равно, я просто хочу побыть одна. Не для того, чтобы плакать, а чтобы вернуть себе себя. Никогда бы не подумала, что хоть что-то смогло бы меня так поломать и причинить настолько сильные душевные страдания.

Вышло. И все так по-дурацки получилось, я ведь чувствовала, что мне не стоит…но сердце предательски бьется со скоростью света. Любовь, определенно точно, зла.

— Яна, ложись отдыхать. Я договорюсь с врачом и зайду к тебе. А ты ко мне в кабинет, — голос суровый и бескомпромиссный, последняя фраза адресуется, разумеется, не мне

Я молча киваю и даже не оглядываясь иду к себе, чувствуя адское сердцебиение в груди. Все. Хватит. И состояние мое вполне объяснимо, ведь на нервах организм может сработать по-разному. Может и вовсе отказаться работать. Иммунитет связан напрямую с нервной системой. И очень много зависит от нее. Немудрено, что я успела заболеть при таком раскладе.

Подняться в комнату выдается сложной задачей, но, когда мне удается это сделать, я обессиленно приземляюсь на кровать и рассматриваю темный экран телефона. По-прежнему ничего, пусто. Никто не пишет и не звонит.

С трудом предпринимаю последнюю попытку, но она тоже проваливается. Ноль гудков, ноль ответа. Сообщения не читаются, и я с горяча совершаю то, отчего в груди начинает нещадно ныть. Будто бы сто кольев сейчас мне в нее вонзили.

Я добавляю Богдана в Черный список и пусть я об этом еще пожалею. Но так будет лучше. Я достаточно дней провела в попытках связаться с ним. И мне не верится, что не было ни единой возможности связаться со мной в перерывах между своими тренировками.

Пальцы сводит судорогой. Я с такой силой сжимаю телефон, что подушечкам больно. Сжимаю и откладываю в сторону.

Хватит.

В конце концов, не я первая и не я последняя. Люди ошибаются, люди оступаются, люди падают и они же — поднимаются. Это жизнь и нужно уметь держать удар, даже если тебя при этот пополам сгибает от боли.

Папа вызывает врача, меня осматриваю и ставят вполне очевидный диагноз — вирус. Мне положен покой, отдых и много жидкости, на что я подписываюсь без сожалений.