Конечно, он ни черта ещё не мог говорить. Он даже понятия не имел, чем его обкололи, из-за чего он был вообще не в состоянии не соображать, ни двигаться, ни хотя бы что-то разглядеть с расстояния двух метров. Как и повести в сторону не то что головой, а глазами!

Но он всё-таки попытался хотя бы просто моргнуть. Чтобы проверить, что у него получается делать. Да и упомянутая сиделкой еда тоже в какой-то степени должна была стать для него небольшим антидотом. В любом случае, есть нужно было. Тем более для поддержания физических сил, ещё и человеку с такой, как он, комплекцией.

Вот только сможет ли он в таком состоянии жевать, вот в чём вопрос? И как долго собираются его в данном состоянии держать? Не всё же оставшееся на его жизненном счету время? Или же…

Ему-таки удалось моргнуть и даже пошевелить во рту языком. Разве что сказать что-нибудь у Кена так ничего и не вышло. А мычать или издавать нечленораздельные звуки почему-то совершенно не тянуло.

Просто подожди. Подожди совсем немного… даже когда поймёшь, что силы к тебе вернулись. Главное, не показывай этого сейчас, кому бы то ни было. В особенности этой…

Он не понял, как потянулся взглядом к рабочему бейджику санитарки-сиделки, вновь потратив какое-то время на очередную настройку зрения, чтобы суметь прочесть её имя. Изабель. Кен почему-то даже не удивился.

В общем, не показывай этой Изабель, что действие лекарств начало ослабевать. Потому что однажды тебе придётся изгаляться так, чтобы их не глотать. Если, конечно, тебя не будут одновременно колоть. Вот тут-то ты уже ничего не сможешь сделать. Только надеяться на привыкание организма к этой дряни и не подавать опять же при этом никакого вида, чтобы дозу, не дай бог, не увеличили раньше времени.

Изабель удовлетворительно улыбнулась и кивнула, чтобы тут же выпрямиться и куда-то отойти. Кен же старался удержать голову в том положении, в какое сиделка её приподняла. Он пытался рассмотреть хотя бы часть той комнаты, где сейчас находился, неизвестно когда и кем сюда приведённый. И откуда, к слову, тоже.

Всё, что с ним происходило до сегодняшнего пробуждения, начиная с того момента, как он очнулся в процедурном кабинете Хардинга в присутствии самого Хардинга глубокой ночью, и заканчивая полной отключкой после последнего запомнившегося укола, - ничего после этого в памяти Кена так и не отложилось. Снилось ли ему что-нибудь вообще, или может его опять выбросило в какое-то другое место? – наверное, он этого уже никогда не узнает. Правда, когда пребываешь в подобном состоянии, узнавать что-либо или просто что-то вспоминать, на это не то что не было ни сил, ни соответствующих желаний, но и тех же мыслительных импульсов. Вроде бы ты есть и даже знаешь кто ты, но… Чтобы удержать в голове хоть какую-то конкретную мысль, для этого приходилось постоянно напрягаться, как при фокусировке взгляда и совершенно незначительных телодвижений.

К слову, он даже не заметил, когда именно вернулась Изабель, подкатив к тому месту, где Кен тогда сидел, тележку-этажерку с парочкой мисок, тарелок и высокого пластикового стакана. До того момента его то и дело расплывающийся взор обшаривал решётчатые экраны больших окон немаленького эркера явно незнакомого ему помещения и явно с высокими потолками. Хотя в самом окружающем пространстве он продолжал теряться, как и в большинстве ощущениях. Словно данное пространство, как и испытываемые ощущения, то куда-то выпадали, то возвращались на прежнее место, то просто растворялись в памяти или, точнее, в слепой зоне.

С мыслями и того было в разы хуже. Они то и дело перескакивали с места на место, как те блохи. Причём не всегда было можно уследить, куда именно улетела та или иная мелькнувшая в голове мыслительная точка.

Не переживай, Кен. Что надо, ты обязательно запомнишь. Сейчас для тебя главное – набраться сил. И начинать потихоньку оценивать обстановку.

– Ну что, мистер Вудард. Вы готовы к завтраку? – сестра мило улыбалась. А, когда усаживалась на придвинутое поближе к Кену стул-кресло, в её неглубоком треугольном «вырезе» белого халатика под шеей заметно сверкнула цепочка с золотым распятием.

Какое-то у Хардинга нездоровое пристрастие к дамочкам с латинской кровью – вновь мелькнула в голове Кеннета очередная неусидчивая «блоха».

Мексиканки служанки в его доме (и не только служанки, но и водитель). Моника Фалкони в качестве секс-жертвы. Теперь вот медсёстры-сиделки в его дорогущей частной клинике закрытого типа. Что-то Мия в этот пёстрый рой черноглазых бабочек совершенно не вписывается. Хотя… Какое это вообще могло иметь значение на данный момент? Скорее, куда интереснее узнать, набирал ли Хардинг в свой штат работников определённый контингент только по внешним признакам? Или же они обязательно должны были быть, как эта Изабель, немножко набожными?

– Вы только не переживайте. Как только действие лекарств закончится, и вы попадёте на приём к доктору Хардингу, он сразу же назначит вам дальнейший курс лечения, отвечающий вашим медицинским показателям. После чего, думаю, вы сумеете дальше уже самостоятельно и принимать пищу, и ходить в туалет.

Самостоятельно ходить в туалет? Как мило. Они ведь не успели ему за эту ночь ввести мочевой катетер? Потому что он пока ничего такого не чувствует. Впрочем, как и не помнит, когда в последний раз ходил отлить. Ведь он по любому со вчерашнего вечера уже никуда самостоятельно не ходил на своих двоих. Лишь бы и вовсе не успеть разучиться этого делать в этом треклятом бедламе.