— Меня родаки пилят за двойки. Отец сказал, ещё раз пару принесу — на все лето к бабушке в огород на трудовые работы. Лучше в тюрьму. Ты мою бабку не знаешь. У нее же не огород, а трудовой концлагерь.

— Значит, поедешь к бабке, — категорично заявил Джек.

— Эй, волчонок, скажи ему! — воскликнул Дэн и внимательно посмотрел на меня.

Пожала плечами. Почему я? Что должна ему сказать? Спорить с ним бесполезно. Все равно, что биться головой об стену.

Я думала об отце. Даже когда парни вышли из класса — продолжала сидеть в классе и смотреть на пианино.

Смотрела, как загипнотизированная, пока не начали слезиться глаза и пока в класс не вошла учитель музыки.

— Женичка, почему ты не идешь домой?

Быстро вытерла слезы, встала из-за парты и закинула рюкзак на плечо.

— Оксана Рудольфовна, извините, ухожу.

— Ты плачешь? — она склонила голову.

— Все нормально, просто линзы…

Стуча своими маленькими каблучками по полу, она подошла к двери и закрыла ее. Мы остались одни в пустом классе.

— Милая Женичка, я давно работаю в школе, мой педагогический опыт подсказывает, что это не линзы.

Слезы покатились ещё сильнее. Какая же я плакса. Чуть что сразу в слезы. Да, она права. Это не линзы. Это та самая безысходность, от которой хочется сдохнуть. Наверное мне даже лучше будет у бабушки Лео в этом как он выразился: «концлагере», чем ослушаться отца. Он военный. Он даже обычным кухонным ножом орудует не как все. Для него морковка — это цель, обычный ножик — средство достижение цели.

Не хотела об этом говорить, но эта фраза вырвалась у меня:

— Папа…, папа не разрешает заниматься мне музыкой. Он считает, что это все не серьезно. Я играю в группе, у нас скоро ещё одно выступление.

— Ты можешь дать мне его телефон?

— Телефон? — снова смахнула волосы и посмотрела на ее хорошо уложенные волосы. Всегда при встрече с ней я удивлялась, как она их так аккуратно заплетала.

— Да, номер телефона, — подтвердила она.

Я не спрашивала зачем. Просто вырвала лист из середины тетради и быстро нацарапала на листке в клеточку папин телефон. Я знала его наизусть.

— Позвоню и объясню ситуацию. Музыка тебе нужна, хотя бы потому что у тебя очень хорошо получается. Получалось бы ещё лучше, если бы ты больше занималась.

Я нервно сглотнула.

— Правда? — слезы перестали катиться по щекам.

Она легко улыбнулась. Так по-доброму и искренне.

— Конечно правда, — ее голос прозвучал убедительно, у меня сразу отпали сомнения.

— Спасибо, даже не знаю, как вас благодарить.

Когда вышла на улицу постоянно думала о ее словах. Позвонила или нет? Так переживала, мое сердце уходило в пятки, особенно когда переступила порог собственного дома.

Мне хотелось хоть немного пострадать. Исполнить какую-нибудь слезоточивую серенаду, смотреть в окно, как с почерневших деревьев падали желтые листья и может тогда мне стало легче. Папа, Джексон, встреча с мамой, от которой сложно до сих пор отойти. Кажется, это какой-то страшный сон, осталось лишь проснуться, все же не зря мне не понравился этот город. Но если честно очень хотелось поговорить с мамой. Я бы ей столько рассказала! Как по математике решила сложное уравнение, как меня похвалила учительница по биологии. А еще про выступление в Альбионе. Хотя она скорей всего видела. Джексон как-то говорил, что она никогда не присутствовала на его выступлениях, но иногда просматривала ролики. Ведь я думала, что она так далеко, за океаном, а оказалось, она так близко со мной. Почти на соседней улице.

— Учительница твоя звонила. Сказала, что у тебя талант. Просила с тобой дополнительно позаниматься, — сказал отец, когда я прошла на кухню.

Он встал из-за стола, вышел в коридор и снял куртку с вешалки.

— Смотри, я за тобой слежу, — он наставил указательный палец. Взгляд у него такой суровый, будто перед ним снова стояла рота провинившихся солдат. Все так налажали, теперь предстоят исравительные работы.

Дверь скрипнула, он вышел во двор. Я тяжело вздохнула, опустив плечи. Какое-то время смотрела в пол, думая о всякой ерунде. Почему мы с отцом не завели кота или собаку? Ах, да! Из-за частых переездов, так говорил отец. Хотя я не видела ничего плохого в том, чтобы домашнему питомцу путешествовать вместе с нами.

Как же сложно… Почему отцу так сложно понять, что я хочу заниматься музыкой? Хочу играть в группе Джексона, а он даже слышать об этом не хочет, не смотря на то, что мы выступили хорошо.

Когда я почистила зубы, легла в кровать, тут же подумала о Джексоне. Мне хотелось заболеть снова, хотелось, чтобы он снова влез в мое окно и мы вместе смотрели жутко страшный фильм. Это чувство переполняло, ломая все стереотипы. Забыть, не думать, стереть. Не понимала как это возможно если я сначала встречу его в школе, затем на тренировке, а после он проведет меня домой.

На самом деле наш план с Ольгой Рудольфовной провалился, бы если не дополнительные занятия. После уроков у меня оставался час до тренировки и я проводила его в кабинете музыки. Затем я ехала в Парус. Точнее теперь Джексон подвозил меня на своем мотоцикле и это почти видел весь класс.

— Учись Лебедева! Смотри Лебедева! — слова Киры бумерангом летели в ее адрес.

— А ты смотри, чтобы на тебя случайно не свалилось на голову ведро с краской. Не отмоешься Волкова! Не отмоешься…, - Лебедева пыталась язвить, но после того, как ей Кира сказала, что ее рейтинг скатился ниже плинтуса Лебедевой неделю не было в школе. Возможно это и хорошо, что она взяла перерыв, но если честно я не ожидала, что так получится.