Шрифт:
Даже если у меня будет работа – мой клуб… я буду одна. Воспитывать и содержать малыша одна. И боюсь, я не справлюсь. Вообще.
У меня перед глазами всегда стояла идеальная семья. Почти. Пропустим лишние изъяны в виде споров родителей, мамы, что терпела каждую выходку папы…
Я росла в полной семье. Получала любовь обоих родителей. И неважно, что от отца её было меньше. Но по-другому я не могу.
Мысли все всмятку, думать ни о чём не могу.
Рассчитывала, что Инга мне поможет, но запутала ещё сильнее.
– А так… Сделаешь сейчас всё. Громов тебе только «спасибо» скажет. Так же трахаться будешь, жить с ним.
Спать… Жить…
Не хочу. Ничего уже не хочу.
Просто хочется перекинуть сумку через плечо и куда-нибудь рвануть. Но не могу. Мне нужны эти клубы. Нужен этот бизнес.
– А там, может, пара лет пройдёт, и он захочет детей.
Она говорит так, будто мы встречаемся.
Но это не так.
Я для него лишь… копия мамы. Которую он может брать и крутить как угодно.
Я знаю, что они были знакомы давно. Ещё до моего рождения.
Его имя часто звучало в нашем доме – но как коллеги, партнёра.
И как ни странно, я его ни разу не видела. Не получалось. У меня были другие интересы. И если он приезжал к нам домой, я либо гуляла, либо сидела в своей комнате.
Единственный, о ком мне рассказывала мама, так это её друг. Каждый раз, когда она упоминала о нём, всегда светилась от счастья. Тогда она не говорила ни имени, ничего. Но часто сравнивала его с ужасающим явлением – с грозой.
Как-то раз я спросила, была ли мама влюблена в «Грозу». И она ответила «да». Но обстоятельства были выше неё. И она рада, что сошлась с папой, и у них появилась я.
И почему-то сейчас мне кажется, что тогда она говорила именно о Громове. Гром, гроза… Часто сопровождают друг друга. Она так шифровалась или что?
Как же мне не хочется думать, что они были влюблены друг в друга…
Так нельзя.
Я пытаюсь успокоить себя тем, что это лишь моя фантазия. Мои догадки.
Но его взгляд… Не могу. Он о многом говорил.
Падаю головой на сложенные на столе руки.
– Ты его не знаешь, Инга. Никакой «пары лет» не будет. Он наиграется и выкинет меня. С разбитым сердцем.
Оно и так болит. Всё внутри в терзаниях и муках сдыхает с каждой секундой.
– Через месяц, два… Детей он не захочет.
– Почему?
Не знаю! В том-то и дело! Мы столько живём вместе, но… я не спрашивала. Не пыталась узнать. Не думала, что это случится со мной. А теперь… мучаюсь от неизвестности.
– Блин, Яр. Если не хочешь ребёнка – не порти себе жизнь. Потом будешь ненавидеть его, постоянно срываться.
Этого я боюсь ещё сильнее.
Что, как только Громов бросит меня, я разозлюсь. Рожу. А потом буду вымещать всю злость на ребёнке и проклинать его за то, что он просто есть.
– Ладно, – тихо соплю и встаю.
Мне немного стало легче.
Совсем чуть-чуть.
Жутко хочется напиться. Пойти домой. Показать ему, что мне плохо. Чтобы сам всё понял. Что мне поддержка нужна, а не нападки…
Но не буду.
Хватаю сумку, телефон и заказываю такси.
– Домой поеду. Завтра на работу. Мне, как управляющей, опаздывать нельзя.
– Давай, – Инга кивает, сочувствующе хлопает меня по ноге. – Звони, если что.
Я возвращаюсь домой через два часа после психа Эмина. И боюсь заходить в квартиру. Я знаю, как он справляется со своим гневом. Он трахается. И если я уехала, значит, он делает это с кем-то другим.
Хреново.
Опять сосёт под ложечкой. А сердце словно обматывают цепями, дёргают, и те впиваются в клапаны. Давят, причиняя жуткую боль.
А если он там это делает? За дверью?
Решаюсь, захожу в квартиру.
И честно, прихожу в полнейший шок, когда вижу, что случилось с нашим просторным и огромным залом. Все стулья перевернуты, книжный стеллаж стоит без книг, нескольких полок с пробитой боковиной. А самое ужасное… это бар.
Его нет.
Нет, он есть, но…
Миллионы осколков валяются на полу. Здесь столько «розочек» из бутылок… Можно сложить их, и получится нечто красивое.
Но в живых осталась максимум пара бутылок.
Ничего не понимаю.
Нас ограбили?
Не разуваясь, прохожу вглубь квартиры. Мало ли, вдруг осколки долетели досюда?