Бабушка незамедлительно им все рассказала о моей выходке, в малейших подробностях.

Да, забыла сказать, что с конкурса меня дисквалифицировали, потому что произведение «не соответствовало заявленному». Чем-то напомнило мое провальное выступление в лагере.

– Она поступила безответственно, намеренно игнорируя установленные конкурсом правила, - отчитывала меня при родителях бабушка, а я пристально вглядывалась в их такие родные чужие лица.

Мы сидели за семейным ужином и неспешно поедали изысканную пищу, которую бабушка всегда готовила в честь их приезда. Никаких зажарок и свиных котлет.

– Катерина, как тебе вот этот отрывок? – Папа как всегда писал за столом музыку. Он писал ее везде, сколько я себя помню, в любых закоулках нашей квартиры, независимо от времени суток. И вечно был «не здесь». – Естественно адажио.

– Ммм, ага, - побормотала мама, даже не повернувшись в его сторону, принимаясь рассказывать об архитектурных особенностях католических соборов Германии, как будто не слышала, что сказала бабушка.

– Володя, сынок, ты слышал что я вам сказала? Полину нужно наказать по всей строгости…

– Мам, она уже взрослая… Нет, все-таки адажио противоречит изначальному замыслу. Темп будет анданте, - он наклонился к нотному лист, принимаясь снова черкать карандашом.

– Катя, хотя бы ты скажи что-нибудь!

– Ну сколько я просила! Не называйте меня Катя, это так провинциально, в музыкальном искусстве такое имя совсем не звучит.

Из-за этого мама в свое время даже не стала брать фамилию отца, оставшись Милославской, но мне, при рождении, дали фамилию папы. И когда ее называли Катей, она прямо выходила из себя.

Вобщем уже понятно, что обсуждение конкурса так и осталось повисшим в воздухе, и я, вздохнув от этого странного ужина, ушла к себе. То ли ужин, то ли слезы вызвали ком в горле.

– Полина, я тебе купила сувениры, не будешь смотреть? Там есть книга про знаменитого архитектора четырнадцатого века, Петра Парлержа! – крикнула в спину мама, но я лишь покачала головой, с горечью сдерживая рыдания.

Я так их ждала! А они даже не спросили про мои дела в школе, или как я себя чувствовала на конкурсе, или чем занималась все это время. Ничего.

Да, родиться в семье профессионально успешных музыкантов – это как жить с братом и сестрой, а не с родителями. Они сами как дети, озабоченные только собой, своей карьерой и поездками по всему миру.

Впрочем, жизнь на месте действительно не для них. Свободное время между гастролями, они страдают, маются от безделья, абсолютно неадаптированные к обычной жизненной рутине. Они не умеют готовить, в поездках все время заказывают еду на вынос, стирают в прачечных, там же гладят. Они абсолютно далеки от обыденных вещей, что-то вроде обсуждения текущих выборов или стенания на повышение платы за электричество и воду. Думаю, мой отец в жизни не видел ни одной квитанции, ведь всю жизнь этими вопросами занималась моя бабушка.

Я привыкла к тому, что моих родителей фактически никогда не было рядом со мной. Меня воспитала бабушка, и я ей благодарна. Да, я благодарна ей за ее гиперопеку, потому что, чего таить, родительской любви мне не хватало. Она такая у меня, генерал в юбке, и я согласна топтать за ней рядовым солдатом, выслушивая приказы, лишь бы не так, как с родителями. Лишь бы не равнодушие. Только вот парадокс, моя бабушка часто отчитывает их, что не уделяют мне должного внимания, любят только свою музыку, но сама спит и видит, как я добиваюсь успеха и становлюсь такой же.

А я? А я пока решила, что буду учиться в столичной филармонии, хотя бабушку раскалывает на части: то ли моя карьера, то ли ее гиперопека. Но всю свою жизнь отдавать музыке, всю себя без остатка – никогда не буду. Точнее может и буду, но не в пользу успеха и славы.

Дни бежали вперед, к нам пришла зима, одевая обнаженный и простуженный город после болезненной осени в белые одеяния.

Классный руководитель тоже обиделся на мою выходку на конкурсе, как будто я задела в нем что-то личное. Хотя, не зря же он весь класс вызвал сидеть и слушать, уверена, что надеялся на поощрение руководства. После конкурса он вдруг начал ко мне придираться, обращая внимание на малейший лишний поворот моей головы на его уроках.

Его замечания были всего лишь следами крохотного муравья под моими ногами, потому что слоны в виде Громова и моей бабушки уже давно вытоптали всю землю.

Из-за моего персонального дьявола, с которым у нас снова была стычка прямо во время церковного пения, нам была теперь положена отработка, которую назначили на ближайший четверг. А это уже завтра.

Я просто не смогла спокойно стоять, когда этот демон, стоя за моей спиной снова запел слова песни не в такт, как в прошлый раз. Он пел слова совсем другой песни, той, которую я написала, ту, что мы должны были петь вместе на конкурсе. Песню, которую он выучил, но презрительно отверг, сатана запел прямо в мое ухо, слегка приблизившись. Йося ничего не замечала, дирижируя хору, но я, не выдержав, взяла и незаметно стукнула каблуком ему по ноге. Он гулко засипел, лишь слегка дернувшись, но не подал голоса, зато схватил меня за шею, прямо под волосами, где они заканчивались в короткой стрижке до плеч.