– Знаешь, что? Бесит наш возраст. По ощущениям уже не дети, а без взрослых сделать ничего нельзя. Сильно от них зависим, - в сердцах бросил парень.

– Какая еще была причина?

– Чего?

– Ну ты сказал, что сестра была одной из причин. Были еще? – поинтересовалась я.

Он долго молчал, потом произнес тихим голосом.

– Ты.

– Я? – Не смогла скрыть своего удивления.

– Да, ты.

– Но…

– Я в тебя был влюблен. Сильно. – Почему-то прошедшее время неприятно царапнуло грудь. – Прямо с ума сходил.

Он коротко и зло рассмеялся, пока я сидела замершая, боясь даже дышать.

– Но ты взяла и отдалась нашему вожатому, по которому так сохла всю смену. А его вообще можно посадить. Это называется растление несовершеннолетних, ему грозил бы большой срок.

– Ты что говоришь!
– Не выдержала я. – Он не такой!

– Ага, - хохотнул он.

– Как ты можешь такое говорить?! Как можешь обвинять его, меня… Кто тебе наплел эту чушь?

– Я тебя видел. Своими глазами. Как в сончас ты пошла отдать ему рубашку. А вышла из его комнаты только через час, вся красная, растрепанная. Я долбанный час караулил! Убивался в тот момент, такое пережил! Умер нафиг! Но не уходил. Стоял и ждал, как мазохист. А ведь Эстелла мне говорила, и не раз, но я ей не верил.

– Какой бред… - пробормотала я. – Какой бред!

Что он несет? Как он вообще до этого додумался? И Эстелла хороша, помогла… Я не выдержала и рассмеялась.

– И что, позволь спросить, смешного? – холодно спросил он.

– Я… Просто…

– Думаешь, мне легко признаваться в своих чувствах? Тому, кто на них наплевал?

– Мне не нужно было это знать, я не просила! – возразила я.

– Просила о второй причине!

– Мог бы соврать!

– Просто ты боишься!

– Опять ты за свое! Чего мне бояться? – Я уже устала сотрясать воздух. Но он, как упрямый баран, топчется на месте.

– Боишься, что есть ответные чувства ко мне, - выдал Громов, и я, захлопав глазами, нервно сглотнула.

– Пфф, чушь собачья.

– Ты почти поцеловала меня. Сама.

– О, теперь лелей это милое воспоминание до конца своих дней.

Лучшая защита – нападение. Не один ты это знаешь, сатана.

– Агафонова?

– Что? – измученно вздохнула я. Споры с ним вытягивали все силы, утомляли.

– Мне плевать, что у тебя было с Сергеичем, - вдруг выдает он. – Нет, не так. Мне не плевать, но я готов жить с этим дальше, стараться не думать, забыть. К черту все. У меня ничего не умерло. По отношению к тебе.

– Громов… Я… - я не знала, что ответить на его признание.

– Знаю. Ты меня ненавидишь. Но я просто хочу, чтобы ты знала о моих чувствах. И все.

Он ничего не просил в ответ, не наседал. Впервые. Просто сказал, что нравлюсь, как констатировал факт. Что-то вроде «и живи с этим дальше». Мне до бешенства надоела недосказанность между нами, которая только все портила. И я решилась.

– Между мной и Олегом Сергеевичем ничего не было, - призналась я. – И в конце смены мы даже не целовались. Просто разъехались и все.

Наступило гробовое молчание.

– Но..

– Я шла отдать ему рубашку, которую он тогда мне одолжил. И больше ничего. В комнате его не оказалось, зато была Виктория Андреевна. Вся заплаканная. Битый час я успокаивала ее и слушала, протягивая салфетки. Оставила ей рубашку. А красная я была потому что она была в курсе, что он мне когда-то нравился. Она сказала это мне. И с Юркой у меня ничего не было. И вообще ни с кем не было.

Последнее говорить было не обязательно, но уже поздно.

– Это… Это правда? – пораженно тихо спросил он.

– Да, - подтвердила я.
– Зачем мне врать?

Громов ничего мне не отвечал, и я уже было забеспокоилась. Но вдруг почувствовала на своей руке его руку. Он переплел пальцы и уселся рядом. Я хотела выдернуть руку и возмутиться, но он прошептал:

– Тшш. Давай попытаемся заснуть. Кстати, тут на полу где-то мой пиджак валяется.

Он приподнялся, пошарил руками по полу, нащупал пиджак и набросил мне его на замерзшие коленки. Я по-прежнему застыла от обуревавших меня чувств. Признания дались не так уж и тяжело, но невероятно облегчили нам обои жизнь.

– Агафонова… - шепотом произнес Захар, и я повернулась к нему. – Я очень рад. Ты просто не представляешь…

Мне показалось, что он больше сказал это самому себе. Почему-то думала что он улыбался, но темнота съела все вокруг, не позволяя даже различать силуэты. Кромешная тьма.

Через несколько минут я слушала его спокойное равномерное дыхание. Громов уснул.

А вот я еще долго возилась, отключиться никак не получалось. Мысли все равно возвращались к парню, сидящему ко мне плечом к плечу. К нашему разговору.