– Он заболел.

– Да? А я-то думаю, чего такой вареный сегодня.

– Анжел, я спать.

– Спокойной ночи.

– Угу. И тебе. – Я закрыла глаза, стараясь не думать о событиях сегодняшнего вечера.

Зачем мне сейчас ее откровения? Что она хочет услышать? Может, что я не держу зла или прощаю? Хочет очистить совесть? Но я действительно не держу на нее зла, и перемирие тут ни к чему. Нас с ней ничего не связывает, а через неделю мы вообще забудем о существовании каждой.

Я не вышла на свечку у костра, не вышла на песни под гитару. Я долго не могла уснуть, но выйти туда так и не захотела. Просто не хотела никого видеть. Слышала смех ребят, неизвестные мне песни, грустный мотив на гитаре… Наблюдала за тенями на стенках палатки, и, не заметив, заснула.

А утром узнала, что Захара в походе с нами нет. Еще вчера, его привели с речки, и на пикапе физрука увезли обратно в лагерь. Чтобы рано утром на катере для сотрудников увезти его на другую сторону Волги, обратно домой. Прямиком в больницу. С подозрением на пневмонию. Что было с ним дальше, никто не знал, ни с кем телефонами я, естественно, не обменивалась.

Весь день и вечер прошли как в тумане. Наши девчонки не выиграли стартин, проиграв танцевальный конкурс третьему отряду, и Эстелла громко рыдала в подушку, наверное, потому что она была капитаном команды. Девчонки ее успокаивали, Ира тоже всхлипывала. Слишком много сил они положили на этот конкурс, и почему-то именно он значил гораздо больше остальных олимпиад и конкурсов. Из-за этого конкурса наш отряд не взял первое место в общем зачете, и все сильно расстроились.

Мне было не жаль Эстеллу и девчонок, но и какого-то торжества по случаю их проигрыша я не испытывала. Было все равно.

Дискотека в королевскую ночь прошла для меня незаметно. Все вокруг были нарядные, праздничные, но настроение было траурное. Многие девчонки заплаканные из-за поражения и грядущего расставания.

Я не переживала ни по одному из этих поводов, но… странное, скручивающее в тугой узел мое сердце, чувство расползалось по моим венам. Мне столько всего хотелось сказать и услышать, но… все закончилось.

Я больше не увижу этих холодных серых глаз и крепко сжатых губ. Не почувствую пронизывающего взгляда в спину, или такого, когда он смотрел прямо в глаза, выворачивая душу наизнанку. Кажется, это действительно конец.

Все, как я и хотела. Но тогда почему в груди так тоскливо и одиноко? Словно я все-таки упустила что-то очень важное.

Глава 17

POV Полина. Настоящее

В комнатке, в которой я оказалась заперта вместе с дьяволом, было крохотное оконце над потолком, через которое в помещение падал рассеянный свет. И он тоже уже исчезал.

Зимой рано темнеет, а мы сидим тут уже часа два. А может и десять минут. Я не уверена. Но время тянется невообразимо долго, а я вынуждена терпеть его присутствие рядом, равномерное дыхание и даже его запах. Он стоит у стены, и на него еще падают остатки света, отблесками играя в вороте его расстегнутой у горла рубашки. Я даже заметила выпирающую ключицу, на нее тоже упал луч света. Милая подробность.

Я усиленно потерла глаза, не зная, что предпринять. Сама виновата. Язык мой – враг мой. Но острую необходимость спорить чувствую только рядом с этим испорченным мальчишкой.

Можно было бы конечно покричать в это окошко или под дверь, но я слишком хорошо знала это место (не подсобку, естественно, а церковь), чтобы понимать, что все это будет впустую.

Я играю практически каждый день на органе в зале, который сейчас отмывала, и там никто не появляется в такое время. Вплоть до следующего утра. На вечерней службе будет только батюшка, но он точно не пойдет в сторону это подсобки, кому она вообще сдалась, кроме уборщицы? Мы полностью и безоговорочно зависели от нее.

Была надежда, что бабушка, когда устанет ждать меня домой, начнет меня искать. Но это будет не раньше семи часов, потому что у меня сегодня музыкальная школа. И с чего ей искать меня в школе? Которую охранник закроет через какое-то время.

Вот влипла. А значит мне предстоит тут торчать всю ночь. Рядом с ним. И задыхаться от малейших его движений, вздохов и конечно же пристальных взглядов.

«Дай мне, Агафонова».

Придурок.

«Признаюсь, я давно и сильно мечтаю залезть тебе под юбку».

Прямо честно признался. Хотелось рассмеяться, но я боялась привлечь к себе внимание. Мало ли что на уме у этого сатаны. Никогда не скрывала, что побаиваюсь его.

Но разговаривать придется. Невозможно поверить что мы сможем просидеть всю ночь в полнейшей тишине.

Было зябко, а пиджак я оставила в раздевалке рядом с рюкзаком. И что прикажете делать?

В подсобке был один лишь шкаф, и, подойдя к нему я распахнула дверцы.

– Думаешь там выход? – с сарказмом спросил Захар.