— Вы уверены?

— Разумеется. Я пришёл, чтобы проверить, как вы устроились, но, вижу — у вас всё в порядке…

— Да, большое спасибо вашему унтер-офицеру. Трофимчик — большая умница! — хвалит она.

— Кто?!

— Трофимчик… То есть унтер-офицер Старча, — спохватывается Софья.

Вот блин. Если не остановить это стихийное бедствие, скоро у меня по эскадрону забегают сплошь Трофимчики и Тимофейчики…

Но читку нотаций отложим на потом.

— Рад слышать, что у вас всё хорошо. Если будут ещё какие-то пожелания…

— Разумеется, будут. Вот, я написала, что нужно привезти из города, — она достаёт из глубин подвесного шкафчика испещрённый мелким почерком лист и протягивает мне. — Вас ведь на завтра в штаб бригады вызвали? Вот заодно и достанете всё недостающее…

Так… Я вроде никому не рассказывал о своих планах, но уже весь эскадрон в курсе, что еду в Ляоян.

Как?! Бумагу из штаба никто, кроме меня и ординарца, в глаза не видел…

— Вы прочтите — может, что-то непонятно — так я разъясню, — выжидательно смотрит она на меня.

— Да-да, так и сделаю.

— Если что — спрашивайте…

Углубляюсь в чтение.

Мама дорогая! Чего тут только нет! Вернее, я точно знаю, что как минимум трёх четвертей позиций из списка точно нет в Ляояне, да что там в Ляояне — сдаётся мне, что и в столице с этим напряги.

Трындец!

В горле снова першит.

— Вы заболели? Простудились? — встревоженно говорит санинструкторша.

Её большая грудь так волнительно подымается и опускается, что у меня самого при каждом её движении что-то взлетает и ухает внутри.

Вот что значит, давно не было женщины.

Путано поясняю:

— Никак нет. Со мной всё хорошо… Только…

— Знаю-знаю, на складах пусто… Сколько раз я уже слышала это! — фыркает берегиня.

— Вы всё правильно заметили — на складах многого из вашего списка нет, и я не уверен, что будет в ближайшее время, — рано радуюсь я.

— Господин штабс-ротмистр! — голос Софьи Александровны становится твёрдым как алмаз, — если вам дороги ваши солдаты, потрудитесь, пожалуйста, привезти мне всё, что здесь написано.

Я ухмыляюсь.

— Разрешите выполнять?

— Выполняйте!

Разворачиваюсь на каблуках в направлении дверей.

— Хотя нет, постойте…

— Слушаюсь! — возвращаюсь в исходное положение.

— Вот тут пузырёк, в нём таблетки от простуды. Принимайте три раза в день после еды. Теперь можете идти!

Забираю пилюли и с облегчением покидаю медпункт. Оказавшись на улице, тут же перехожу на быстрый шаг — не хватало, чтобы догнали и вручили ещё пару таких списков.

Судя по всему, за Софьей Александровной не заржавеет.

Наступает время отбоя, а до моего уха доносится бренчание гитары. Так… дело дошло до серенад.

Одеваюсь, выхожу из тёплого прогретого помещения на холод.

Трубецкой в лихо заломленной фуражке и расстёгнутом кителе бренчит на гитаре, сидя перед костром. Вид у него возвышенно-романтический.

Завидев меня, вскакивает, застёгивается и опускает гитару, приставив к ноге как винтовку.

Отсюда до медпункта рукой подать. Софья Александровна хоть и не вышла на улицу, наверняка всё слышит.

— Что исполняете, корнет?

— Романс, господин штабс-ротмистр.

— У цыган в ресторане подслушали?

— Никак нет. Это из репертуара госпожи Вяльцевой. Она пела их у нас в доме. Я запомнил…

Фамилия артистки ничего мне не говорит, но раз Трубецкой произносит её чуть ли не с благоговением — видать, звезда не из последних.

Показываю на гитару.

— Позволите?

— Конечно, господин штабс-ротмистр.

Упс, на гитаре семь струн вместо привычных шести… Засада.

Но пальцы сами начинают бегать по грифу и брать нужный аккорд. Кое-что могём! Ну то есть — могем.

Исполняю вольную интерпретацию детского хита «Спят усталые игрушки», потом возвращаю инструмент Трубецкому.

— Ложитесь отдыхать, корнет. Кто знает, что ждёт нас в завтрашний день!

Снова иду к себе, ложусь на кровать и закрываю глаза.

В той жизни, кроме мамы, у меня не было той женщины, которую я бы действительно любил. Может, хоть в этом мире повезёт больше?