Лиз подняла на него глаза и замотала головой.

— Я не нырну.

— Нырнёшь. — Он достал из воды холодную побледневшую ладонь и коснулся щеки Лиз. — Всё будет в порядке. Я тебя защищу если что. И вытяну. Давай, Лиззи. Глубокий вдох…

Она обрывисто вдохнула, зажмурилась — и Макс оттолкнулся, утягивая их обоих вглубь озера.

Макс распахнул глаза и первые мгновения не понимал, где находится и что происходит. Его никуда не несло, и лёгкие не сдавливало нехваткой кислорода. Его вообще не окружала эта невозможно светящаяся, пронизывающая холодом зеленоватая вода. Но хуже всего — рядом не было Лиз. Последнее, что он помнил, как прижал её к себе и они ушли глубоко под воду. Всё заняло секунды: вот он чувствует давление её тела на его — и вот уже её нет. Она исчезла — или исчез он сам?

Теперь его окружала земля. Она поднималась грязной чёрной стеной с одной стороны, а с другой — нависала брезентом, чем-то придавленным сверху. Макс сидел, привалившись к этой «другой» стене, прямо под навесом. Вокруг не было ни души. И звука тоже не было. Всё казалось смутно знакомым, но ненастоящим. Он не был здесь раньше, в этом мрачном месте, напоминающем… окопы?

Он пошевелил рукой и понял, что двигаться может. Уже хорошо. Обычно такие сцены кончаются нехорошо. Наверно, ему повезло.

Встав на ноги, он почти задел головой навес и пошёл куда-то вперёд по окопу. Где-то там должны были быть люди. Не важно какие.

Но пока не было никого.

Тишина начинала давить на нервы. В таких местах обычно тихо не бывает. Должны звучать выстрелы, пушечная канонада. Макс никогда не был на войне, его это обошло. Он был слишком юн и зелен, когда ребят из их подразделения начали вербовать в «горячие точки», и он отказался. Никто не настаивал. Не было нужды. Война никогда не приходила к ним, к счастью, но контрактная служба всегда считалась чем-то почётным, чего достигали далеко не все. И его друг пошёл.

Колин был рыжим, патлатым, веснушчатым увальнем. Очень длинным и тощим, совсем не таким, какими представляют хороших вояк. Но он всегда это любил. Сам признавался Максу, что в армии хотел бы задержаться. Как дед, дослужить до генерала. И Макс сначала не верил, что это возможно. Самого его служба не тяготила. Там он раскрыл свой дар: он умел стрелять. Вообще из всего. Без подготовки и почти без прицела.

В тощем Колине же, оказывается, скрывалась не дюжая физическая сила. И, что ещё более важно, невероятная сила воли. Он рос над ними всеми, крепкими от природы молодыми мужчинами, прямо на глазах. Притягивал внимание к себе умом, сообразительностью, смекалкой — и тем эффектом неожиданности, когда безобидный на вид парень подходит и сгибает пополам трубу тренировочного турника.

Пойти по контракту было для него естественным шагом.

Он улетел в свою первую «горячую точку» сразу после прохождения обязательной службы. Макс тогда остался на полигоне: работал водителем, тренировал молодняк, следил за порядком. Говорили, у него неплохо получалось.

А Колин вернулся с лейтенантскими погонами. Рассказывал про окопы в жарком песке, про разрушенные города из белого камня, и небо, такое высокое и такое синее, что и не поверишь, что творится на земле.

Он спасал там людей. Он проявлял себя как лидер, а потому короной, буквально за два дня до их с Максом встречи, ему пожаловали звание. «Да, вот так официально. Я сам не ожидал. Но мне сказали, что старый король знал моего деда, он служил при нём. А теперь при его сыне служу я!» Гордый собой, Колин улыбался и смотрел вперёд голубыми, как небо, глазами.

Он собирался ехать дальше. Дальше воевать, спасать, проявлять себя…

Говорили, что у него всё получалось. И Макс не удивлялся. Макс был рад! Месяцы и месяцы они переписывались, иногда созванивались там, где была связь, даже встретились как-то… Встреча эта закончилась печально.

Место, куда Колин собирался ехать, было опаснее всех прочих. Враг хорошо снаряжён, у них слаженные действия. «Наших парней отправляют туда, как пушечное мясо», — сказал Макс. Он постоянно об этом слышал от старшего офицерского состава. Они не могли сказать и слова против, но каждый раз с сожалением смотрели на новых отбывающих за границу бойцов, которым не суждено было вернуться домой живыми.

Колин не поверил, завязался спор, не приведший ни к чему, и прощание их вышло натянутым.

А потом Максу сказали, что Колин погиб. Погиб в месте, совсем не похожем на те белые замки в пылающих песках. А в похожем окопе, среди таких же людей, глубоко увлечённых — и обречённых.

Макс коснулся холодной влажной земли, окружившей его, и вздохнул. Он ездил к матери Колина, чтобы привезти её на похороны сына. Он же увозил её, растерянную и безучастную ко всему, назад. Она поблагодарила его пустым голосом, и больше они никогда не виделись, никогда не переписывались. Но в тот день Макс решил со службы уйти.

Теперь он шёл по этому окопу, вспоминал и думал: зачем он здесь? Как здесь оказался? Как отсюда вернуться? Может, это лишь фантазия. Может, они захлебнулись, потому что он не смог выплыть из того ледяного бассейна, и это — его лимб? В конце концов, он должен был куда-то прийти…

Впереди что-то мелькнуло. Будто кто-то бесшумно проскочил. А затем вдруг свист. Грохот. И Макс едва не упал — так тряхнуло землю.

Он оттолкнулся от грязной скользкой земли и побежал вперёд. Он близко. Что бы ни было там впереди — он близко.