Шрифт:
– Виновата не виновата, а господин ишт Мор на меня накричал, – вновь вздохнула Жанна и промокнула глаза платком, из которого уже можно было вы?ать стакан слез.
– Мол, дверь не заперла, когда уходила. ? я запирала!
Испугавшись,что она снова разрыдается, поспешила заверить, я целиком и полностью на ее стороне.
– Господин ишт Мор свой зад спасает, поэтому на вас взъелся.
Жанна согласно кивнула. Похоже, мне удалось расположить ее к себе.
Но завтруппой хорош! Моя воля, сама бы на его наорала. Нашел, на ком злость срывать!
– Анна, – вернулась я к прежней теме. – Мне сказали, она ни с кем особо не дружила…
– Да так… Все «привет» да «пока». Хотя…
Жанна задумалась. На лице отразилась упорная работа мысли.
– Была у нее подруга. Может,и сейчас осталаcь. Тоже сирота, наверное, поэтому и сошлись.
– Анна ишт Фейт – сирота? – изумленно переспросила я.
Вот так поворот!
– Да. Разве вы не знали?
Медленно покачала головой, порадовавшись,что обратилась за сведениями к нужному человеку. По документам родители у Анны имелись. Выходит, приемные.
Приезжая провинциалка, сирота – идеальная жертва вырисовывалась!
– Она в сиротском доме воспитывалась. Потом попала в танцевальное училище. Вроде, заметил ее кто-то во время самодеятельного выступления, удочерил. А вот ее подружке повезло меньше. Она иногда сюда приходила. Тоненькая такая, совсем тростинка. Глазенки большие. Девочка девочкой! А ведь у нее уже ребенок…
– И как зовут эту подружку? Где живет?
Все тщательно записала, сделала пометку проверить прошлое ?нны. Никогда не знаешь, откуда растут ноги преступления. Я тут в настоящем копаюсь, но ?нну вполне могли убить за прошлое.
– Зовут… Зовут… – Жанна наморщила лоб и чуть приоткрыла рот. – Верити. Верити ишт Хольм. Я почему фамилию запомнила – сама иногда ей пропуск заказывала. Она швея, неплохая, к слову, помогала с починкой костюмов. Золотые руки у девочки! Могла из ничего украшение для платья соорудить.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– Около года назад. Как тут воцарилась Женевьева, строго-настрого запретила ее пускать. Мол, посторонним за кулисами не место.
А меня она с радoстью пустила. Странное непостоянство! И с цветом волос тоже. С чего вдруг нежной блондинке превращаться в рыжую вульгарную особу?
– Вы мне очень помогли. – По-мужски протянула Жанне руку.
– Обещаю держать вас в курсе. Вам ведь интересно, кто убил бедняжку?
– Конечно! – ?на не притворялась, ответила искренне.
– Рада, если чем–то помогла.
Жанна неловко пожала мне руку и занялась инвентаризацией. После учиненного погрома нужно все разобрать, выяснить, чего не хватает, что еще годится для использования, а место чему на помойке.
Ну да пора мне в кондитерскую. Хассаби хамства в виде опоздания не простит.
До места я добралась первой и, расплатившись с извозчиком, пристроилась за столиком пить кофе. Блокнот с данными взломщика положила тут же, под правую руку. Так как я выбрала правильный наблюдательный пункт, у окна, то не пропустила эффектное явление Лотексу. Он не изменил привычкам, по–прежнему ездил быстро, даже слишком быстро. Серебристый огнемобиль, уже другой, новой модели, с визгом притормозил перед входом. Не удосужившись проверить, мешает ли он кому-то, Лотеску опутал машину охранными чарами и толкнул стеклянную дверь.
Серый костюм в едва заметную полоску, белая рубашка, лазурно-серый галстук в темный горошeк – сразу видно, хассаби с совещания на самом верху.
Заметив меня, он кивнул.
– Добрый вечер!
Лотеску кинул брелок от огнемобиля на стол и щелчком пальцев подозвал официанта.
– Двойной крепкий кофе без сахара.
Удивленно подняла брови. На мoей памяти хассаби предпочитал другие напитки.
Черный кофе без сахара – какие же неприятности с ним приключились? И это приветствие – «добрый вечер»… Не то чтобы я рассчитывала на поцелуй в щеку, но явно не на сухой, официальный тон.
Сделав заказ, Лотеску отодвинул стул с лирообразной спинкой и уселся напротив. Он смотрел на меня, я – на него. ?чная ставка какая-то!
– Я не вoвремя? Так и скажите, не обижусь.
Первой отвела взгляд и глотнула свой кофе со сливками. Внезапно он тоже показался горьким.
– Да нет, - потер виски хассаби, – вы тут совсем не причем. Наоборот, я даже рад, что вы надумали позвонить.
– После театра?
От воспоминаний о поцелуях на щеках проступил легкий румянец.
– Особенно после тетра. На эмоциях я наговорил и сделал много лишнего, за что искренне прошу прощения. Я не хотел вас смутить или опозорить. Все так внезапно, нервно вышло… Словом, нехорошо.