Таким образом, сложилась классическая беспроигрышная ситуация, основанная на всеобщей выгоде. Задуманное прошло по плану, и 26 августа 1951 года, подводя итоги эксперимента, журнал Quick писал:

Как сообщал Quick, терапия началась в частной клинике доктора Шмитца в середине июля 1951 года. Незадолго до этого после первого учебного полугодия Герлах перебрался из Берлина в Браке на Нижнем Везере, где теперь преподавал немецкий и латынь в местной гимназии и поэтому мог приехать в Мюнхен только во время школьных каникул. Шмитц с самого начала предупредил пациента, что тому не удастся в состоянии галлюцинации увидеть утраченную рукопись от корки до корки, а потом просто взять и переписать. Герлаха, однако, это не смутило, и 15 июля эксперимент начался [108] . Чтобы понять, в каком направлении двигаться, во время первого сеанса Шмитц обозначил задачу: вспомнить первую главу и сделать ее дубликат. После первой попытки сразу стало понятно, как скуден урожай: жалким и едва разборчивым почерком Герлах с трудом выдавил на бумагу только одно предложение. Увидев после пробуждения результат, он вспомнил, что с этой фразы начинался роман. Она звучала так: “Зима выслала своих разведчиков в волгодонскую степь. Числа шестого…” [109] Итоги первого сеанса показали, что такая методика недейственна для восстановления шестисотстраничного текста. И Шмитц пошел другим путем: он погружал подопытного в состояние гипнотического сна и заставлял обращаться к одному событию, следующий сеанс начинался с того места, на котором заканчивался предыдущий. Следуя этой тактике, Шмитц надеялся сохранить основную канву повествования, складывающуюся вокруг Сталинграда, и оживить действие. Пробуждение из гипноза происходило каждые 10 минут. Чаще всего Герлах без особого труда передавал словами пережитое, пока воспоминания не обрывались. Затем его снова вводили в гипнотическое состояние. Каждый сеанс длился в общей сложности два с половиной часа, приблизительно по одной и той же схеме. В результате они получили целый ряд эпизодов с продолжением, стенографированных секретаршей доктора Шмитца. Журнал Quick также опубликовал рукописные фрагменты и фотографии. Сделанные во время сеанса в присутствии доктора Шмитца и ассистирующей ему секретарши, они служили наглядной иллюстрацией собственно процессу воспоминания (см. илл. на С. 531).

За два дня до окончания эксперимента, 28 июля 1951 года Герлах также подытожил сделанные во время гипноза наблюдения. Эти записи сохранились и сыграли свою роль в истории. Сенсационный эксперимент оказался Шмитцу на руку, поскольку давал прекрасную возможность подчеркнуть значение гипноза. Идя от следствия к причине, доктор сводил все к функциям памяти. Полагаться только на высказывания Шмитца нельзя ни в коем случае, поскольку через несколько лет его “трудовые отношения” с Герлахом стали предметом судебного процесса, наделавшего много шума. Тогда-то о наблюдениях Герлаха снова заговорили. В 1951 году он своей рукой делает следующую запись, отражавшую его ощущения:

Генрих Герлах под гипнозом, с доктором Шмитцем и его секретаршей

Приведенное описание указывает на некоторые пробелы, имеющие прямое отношение к утраченной рукописи. Среди документов, обнаруженных в мюнхенском архиве (речь о них еще впереди), мне посчастливилось найти копию заметок Герлаха:

Заметки Герлаха наглядно показывают, как получает импульс память, погруженная в состояние гипноза, после чего рукопись частями проступает из забвения. “Приказы”, посылаемые Шмитцем во время сеансов, а также наблюдения Герлаха позволяют выдвинуть самые разные догадки относительно тех психических процессов, которые имеют место во время творческого процесса. Так, Уве Йонсон, чей дебютный роман “Догадки насчет Якоба” увидел свет в 1959 году, ровно через два года после публикации сталинградского романа Герлаха, сравнивает написание книги с созданием “общественной модели”. “Впрочем, – добавляет Йонсон, – носителями этой модели являются персонажи, которые выдуманы, склеены из пестрой мозаики личных впечатлений, выпавших на мою долю. А значит, их рождение есть не что иное, как процесс воспоминания” [112] . Уве Йонсон особенно подчеркивает значение личного опыта, основополагающего для рождения историй. Этому аспекту и отводилась ключевая роль в эксперименте Шмитца – Герлаха по реконструкции романа, ведь в конце концов речь шла о пошаговом сознательном воскрешении мыслей и идей через чувственные переживания или эмоционально воспринятые события. Здесь нельзя не вспомнить бесконечно цитируемый эпизод с печеньем-мадленкой из легендарного романа ХХ столетия “В поисках утраченного времени” – автор его Марсель Пруст также показывает, где, возможно, находится ключик к прошлому.

У Пруста он заключен во вкусе “мадленки” – бисквитного печенья, которое рассказчик Марсель макает в липовый чай. Печенье не успевает растаять на языке, а герой уже чувствует “могучую радость”. Чуть позже рассказчик записывает: “Но вдруг воспоминание всплыло передо мной” [113] . Воспоминания автора пробудил не вид “мадленки”, но та секунда, когда “чай, сохранивший еще вкус пирожного, коснулся моего нёба”. [114] У Генриха Герлаха воскресавшие благодаря гипнозу воспоминания о непосредственном акте письма, который имел место в лагере для военнопленных, перемешивались с реально испытанными в Сталинграде потрясениями.