Конечно же Ариадна Алексеевна, никто другой. И как это сразу не догадалась? Впрочем, разве можно было сразу догадаться? Да и откуда было знать, что именно Ариадна Алексеевна новая его жена? Та самая, на кого он променял ее, Зою…

Вот как бывает в жизни: не думала, не гадала — и неожиданно женщина, которую она должна была бы по праву ненавидеть, ее пациентка. Она регулярно осматривает ее, беседует с нею, назначает курс лечения, проверяет, как выполняют сестры назначения; эта женщина симпатична ей, она порой беседует с нею, считая ее бесспорно интересной собеседницей, по-своему обаятельной, умной, и она очень хочет вылечить ее окончательно. Надеется, что вылечит, и, надо думать, сумеет добиться своего.

Знает ли Ариадна Алексеевна обо всем? Или нет? Скорей всего, хотелось бы думать, что ничего не знает, Владик, кажется, не из болтливых. И потом: к чему ему болтать лишнее?

— Хорошо, — сказала спокойно, даже словно бы улыбаясь ненавязчиво, вроде бы непринужденно. — Я постараюсь, чтобы все было в полном порядке.

— Пойми меня правильно, — странное дело, Владик сейчас почти не заикался, может быть, так, чуть-чуть, совсем немного, — пойми, я бы хотел, чтобы на нее обратили самое участливое внимание…

— Ну, разумеется, — сказала Зоя Ярославна, он снова перебил ее:

— Я понимаю, ты скажешь все то же самое, что приходится говорить сегодня и ежедневно: у нас ко всем одинаково внимательное отношение, для нас все равны и так далее, все это знакомо…

Как же он, однако, стал говорить! Какая разница с тем, прежним, привычным, каким она его помнила и любила! Словно бы общение с Ариадной Алексеевной как-то переменило его — и он стал более смелым, что называется, языкастым, одним словом, совсем, совсем не таким, каким был…

— Она — моя больная, — начала Зоя Ярославна, он опять перебил ее:

— Я знаю.

— Кстати, а она знает?

— О чем? — спросил он, но тут же, поняв все, что следовало понять, ответил быстро: — Нет, абсолютно ничего.

Зоя Ярославна в свою очередь поняла, он говорит правду, должно быть, так и есть, она ничего не знает. И не надо ей знать. Ни к чему!

— Верю тебе, — сказала. — Значит, так, она — моя больная, я ее веду…

— Как она? — нетерпеливо спросил он.

Право же, можно только диву даваться, как же он изменился! Что за тон, что за манера спрашивать, и, не слушая ответ, снова засыпать вопросами, и считать, что не получить ответ на свой вопрос — вещь решительно невозможная.

— Она — в общем неплохо, конечно, есть дисфагия.

И опять он перебил ее:

— Зоя, я тебя очень прошу: если можно, без этих мудреных слов, договорились?

Сейчас вроде бы опять тот, прежний Владик, и улыбка в голосе, даже заикаться стал по-прежнему…

— Договорились. Значит, она, конечно, еще нездорова, ей еще придется полежать у нас, полечиться основательно, но я надеюсь, все обойдется…

— Ты к ней, если можно, повнимательней, ладно?

Что за метаморфоза все-таки! Опять тот прежний, так хорошо знакомый тон, когда он просил ее о чем-либо и не отставал до тех пор, пока она не соглашалась. Ей увиделись в этот миг его слегка приподнятые, домиком, брови, вытянутые вперед губы и глаза, умоляющие, в то же время исполненные ласковой, трогающей душу нежности, почти детской уверенности в том, что услышать отказ — невозможно!

— Ладно, — сказала она, невольно усмехнувшись. — Все будет в порядке.

— Надеюсь, — подхватил он, — если ты возьмешься, то в самом деле…

На этот раз не он ее, а она перебила его:

— Все?

— Да, пожалуй, все. Долго ей лежать у вас?

— Месяца полтора…

— Как долго…

— Ну, может быть, месяц…

Он помолчал немного. Она снова спросила:

— Все?

— Да, — ответил он. — Спасибо тебе, Зоя.

Она положила трубку.

Вот и вправду все. И ничего дальше.

Она все еще сидела у телефона, машинально то закручивая, то раскручивая телефонный шнур, благо была в ординаторской совершенно одна.

Словно вчера это было: теплый апрельский день, наверное, первый, по-настоящему весенний день, легкие облака в небе, лужицы на тротуарах, птичий щебет в ветвях деревьев, готовых вот-вот распушиться, зазеленеть вовсю.

— Давай, — предложила Зоя Ярославна. — Давай поедем куда-нибудь за город.

— Куда? — спросил Владик, как и всегда, охотно подчинявшийся ее желаниям, но сам никогда ничего не предлагавший.

— Прежде всего, скажем, на Ярославский вокзал, сядем в электричку, слезем где захочется, пройдем по лесу, подышим апрельским воздухом.

Так и сделали. И все шло словно по щучьему веленью: быстро добрались на метро до вокзала, электричка, как нарочно, будто ждала их, только сели — и сразу в путь, в вагоне было мало народа и мест сколько угодно. И поезд ехал до Загорска с несколькими остановками.

Они слезли на станции Зеленоградская. Почему именно на этой станции? Нипочему. Понравилось название.