Впрочем, на линию поведения здесь и сейчас, это никак не повлияло. Он не собирался дать этим уродам, то есть, лучшим людям страны, все разворовать…

— И господа, — продолжил Алексей, после небольшой паузы, — никаких больше заговоров. Хватит. Я устал читать всю эту муть.

— Ты просишь невозможного, — грустно усмехнулся Василий Голицын.

— И что же невозможного в том, что я прошу?

— Тайные собраны были всегда. Их не искоренить.

— Дело не собраниях. Власть должна себя защищать. Это нормально. Это естественно. Это правильно. Власть, которая себя не защищает — и не власть вовсе. Поэтому те заговорщики, которые будут заходить слишком далеко, должны караться. Вплоть до физической ликвидации и конфискации семейного имущества. В этом возражений, надеюсь, нет?

Зал неохотно покивал.

Они явно думали не так, но прямо возразить не решились.

— Дело тут совсем в другом. Посмотрите на себя. Вы — лучшие люди страны. Ее элита. Аристократия. А как вы себя ведете? Как иноземные оккупанты! Словно вы тут не навсегда, а так — заглянули на годик. С тем, чтобы украсть все, что получится, а потом сбежать. Неважно куда. Главное — подальше. Будто бы не ваши дети вам унаследуют.

Царевич сделал паузу.

Прошелся.

Его никто не перебивал.

— Вам вручили землю и людей. И что же? Вы дерете с них три шкуры. Словно это не ваши люди. Словно вы те поляки, что пришли в Смуту, и пытаетесь урвать хоть что-то перед тем, как вас вышибут из России. Это смешно. Больно, смешно и глупо. Мы никогда не построим по настоящему великой державы, пока простые крестьяне не будут стоять горой за своих господ, а господа за монарха. Пока каждый простолюдин духом своим не превратится в солдата Империи, а вы — в ее генералов. Не только там, на поле боя. А везде. Всюду. Всегда. А иначе…

— Что иначе? — спросил Ромодановский.

— Сколько бунтов крестьянских, казачьих и прочих прогремело по земле нашей за последние пару веков? Сколько усадеб сожжено? Что — легче от этого кому-то стало?

— Так-то казаки?

— Которых поддерживали крестьяне. Раз за разом. А что в Смуту творилось? Хотите повторить? Понравилось разве, когда обширные земли стояли пустыми — без людей.

Алексей вновь сделал паузу.

— А ваши заговоры против царя? В чем их суть? Свергнуть Петра, чтобы новый государь вам больше привилегий дал. Так ведь? Что молчите?

— К этому стремятся все аристократы, — осторожно заметил Голицын.

— И поэтому именно они раз за разом разрушают государства. Вот возьмем древний Рим. Западную Римскую Империю. Ее аристократы веками боролись против своего государя. И что? Что в итоге они получили? Самостийность? Нет. Пришли дикие варвары и всех их убили. Утвердив на разоренной смутой и раздорами земле свою власть. Вы хотите этого же?

Молчание.

— Посмотрите на Речь Посполитую. Вы ведь постоянно на нее смотрите. Что кривитесь? Я знаю, вас прельщает то, сколько там свобод у аристократов и дворян. Практически бесправный король. Красота? Ваша мечта, поди? Только как держава она не стоит ничего. И существует до тех пор, пока до нее не дойдут руки соседей.

— Так уж и слаба? — нахмурился один из князей.

— Алексей Петрович — ты знай меру. Сказки ведь говоришь. — добавил второй.

— Вспомните потоп. Знаменитый шведский потоп. Полвека не прошло. Маленькая, бедная… да по сути своей нищая страна, сумел разделать под орех огромную державу. Разве нет?

— Это была случайность.

— Ой ли? Себя то не обманывайте. Речь Посполитая — это колосс на глиняных ногах. Огромные потенциальные возможности, но на деле — пшик. Не государство, а сплошной пердеж в лужу. И ей осталось недолго. Век — от силы. А все потому, что каждый отдельный аристократ там или дворянин думает только о себе. Он не считает себя ни солдатом своей Империи, ни офицером, ни генералом. Он не их предводитель и не человек короля. Он в сущности никто. Случайный человек, который грабит местных обывателей. Не более. Их аристократия — это пустое место со страусовым пером в заднице. Один гонор. Хотите быть такими же?

Снова тишина.

— Я не прошу многого. Отнюдь. Просто прекратите воровать сами у себя. Россия — это ваша страна. Моя, твоя, — тыкнул Алексей в Голицын, — твоя, — в следующего князя, — твоя… наша. Ну и займитесь делом, твердо помня об этом. Я не призываю вас к самоотречению, чтобы последние портки пожертвовать на благо Родины. Это глупо. Я призываю вас держать в уме тот факт, что у вас вообще-то эта самая Родина есть. И было бы не плохо, ей хотя бы не гадить. Вы же испражняетесь в тарелку матерям? Нет? А чего так? — царевич покачал головой. — Что в этом такого крамольного? Что в этом невозможного? Живите. Зарабатывайте. Наслаждайтесь жизнью. Просто не в одну харю. Не забывайте, что у вас вообще-то есть царь, что за вами присматривает, а также люди, которым вам вручены царем и Богом.

— Нам поаплодировать? — с издевкой спросил один из князей.

— Подумать. — каким-то на удивление потусторонним голосом произнес Алексей, уставившись на этого шутника ледяным, не мигающим глазом. Его словно бы накрыло… или прорвало. От ярости у него аж картинка немного потемнела и в ушах загудело. Он даже потом, обдумывая ситуацию, так и не смог понять, что именно послужило причиной такой всплеска эмоций. — Потому что я — даю вам шанс. Хотя испытываю острое желание всех заговорщиков вырезать. Что, поверьте, несложно. Не стоит испытывать судьбу дважды. Не обманывайте моих надежд. Видит Бог, — царевич повернулся к иконе и широко перекрестился, — я был на волоске от приказа ликвидировать всех заговорщиков. ВСЕХ!