– Я думал, вам важно иметь при себе доказательство вашего статуса.

– Было важно. Но ты прав: не одежда делает меня собой… – Поймав на себе озадаченный взгляд, я с демонстративным воодушевлением добавляю: – К тому же, продав все это, мы сможем выручить кругленькую сумму!

– Это уже другой разговор, – хмыкает Чэн. – Думаю, я управлюсь за пару часов, а потом мы сможем отправиться в путь.

– У тебя осталась моя старая одежда?

Почему-то мне хочется переодеться именно в нее, но я понимаю, что это невозможно: в той комнате я четко сказала Чэну, что наши пути расходятся. С чего бы ему… Останавливаю свой внутренний монолог, во все глаза глядя на вещи, появившиеся из дорожного мешка.

– Вы не поверите, каким запасливым я могу быть!

С благодарностью приняв одежду, я отхожу в сторону. Замечаю, что вещи очищены от грязи и зашиты. Выходит, он позаботился и об этом…

Переодевшись, я возвращаюсь на поляну и с мягкой улыбкой спрашиваю:

– Надеюсь, лошадь мы оставим себе?

Чэн уже сидит верхом, готовый к возвращению в город.

– Думаю, это нужное приобретение – на случай, когда нам придется убегать так же быстро, как вчера.

Он бросает на меня испытующий взгляд, видимо, испугавшись, что это напоминание болезненно отзовется во мне.

Спокойно кивнув, я иду к кострищу. Врать не стану: я ничего не забыла. Но избегать этой темы сейчас неправильно: слишком много вопросов осталось без ответа. Вопросов, которые необходимо обсудить как можно быстрее…

– Ты ведь знал, что я не родная дочь Дэй’Лан’Чжу.

Выражение лица моего стража не меняется, но взгляд становится другим – каким-то более отстраненным и холодным.

Мы уже несколько часов идем по лесной тропе.

После того как Чэн вернулся из города с мешком, полным еды и необходимых в дороге вещей, мы оба не произнесли ни слова. Почувствовав, что эта недосказанность тяготит нас обоих, я первой сделала шаг навстречу.

После паузы звучит негромкий ответ:

– Слуги в летнем дворце часто шептались у вас за спиной.

– Выходит, знали все, кроме меня.

Мой страж оборачивается ко мне:

– Это не должно быть для вас бременем: даже у правителя куча детей от наложниц, не говоря уже о рядовых дворянах. В Поднебесных Землях бастарды – это норма.

– Для меня это не бремя. Это бремя для моих сестер и моей матери.

– Вы продолжаете называть ее матерью, – замечает Чэн.

– Другой я не знаю. Насчет Нао ты, кажется, тоже сразу все понял…

– Я видел вашу сестру лишь однажды – перед самым ее отъездом во дворец Дэй’Лан’Чжу, около шести лет назад. И взгляд, который она бросила на вас, когда вы этого не видели, забыть невозможно.

Смотрю ему в глаза:

– И ты не рассказал мне об этом, потому что пожалел меня?

– Как вы это себе представляете? – склонив голову, отзывается Чэн. – Что я подхожу к десятилетнему ребенку и сообщаю, что он – ненавидимый всеми плод внебрачной связи?

Все верно, для него я была ребенком.

И до сих пор, до сих пор я ребенок для Чэна: он слишком долго наблюдал за всеми моими проказами, чтобы сейчас увидеть во мне нечто иное…

Поджимаю губы и несколько минут иду молча, пытаясь понять свои чувства.

В итоге говорю совсем о другом:

– Нао ненавидит меня, потому что считает, будто мама страдает из-за меня.

– Ваша мать страдает от того, что не ее дочь станет Святой при правителе. В ином случае ей было бы плевать на вас: живя во дворце под присмотром сестер, вы никак не влияли на ее власть.

Резко отрываюсь от своих мыслей и устремляю взгляд на Чэна. Он трактует мой порыв верно:

– Будете защищать ее?

Медленно сдуваюсь, понимая, что он прав.

– Я никогда не думала об этом с такой стороны. Титул Святой со мной никогда не обсуждался. Сестры с детства изучали основы техники работы с духовной энергией, но меня в эти вопросы не посвящали. Я думала, что у меня и вовсе нет дара, как и у большинства из них, но потом, пару лет назад, произошел тот случай с пташкой…

– Думаю, все произошло намного раньше.

– Почему? Откуда тебе знать?

– Вспомните, как и когда вас впервые строго наказали? – проигнорировав мои слова, неожиданно спрашивает мой страж.

– Восемь лет назад я убежала за пределы дворца, чем навлекла на себя гнев сестер. Тогда мою старую няню выпороли розгами в назидание мне – у меня на глазах.

– Вы сочувствовали ей?

– Конечно, сочувствовала! – обхватив себя за плечи, отвечаю я. – Мне было очень плохо. А когда она умерла в моих покоях…