— Ты ведь любила меня таким, какой есть, — улыбается он. — Мне не нужно было выебываться ни в сексе, ни в быту, ни даже во сне. Ты знала, каково со мной спать, и все равно спала. И была счастлива. Хрен знает, как это оказалось возможно, но ты ведь была.

— Была, конечно. Потому что ты меня понимал. И тоже принимал с психами, апатией, со всеми килограммами.

— Да господи! — Он тяжело вздыхает. — Шестьдесят кило — это норма для твоего роста! Сколько, блин, тебе раз надо было повторить? — Сглатывает и добавляет: — Очень мне нравилась.

Я улыбаюсь. Знаю.

— Я буду рядом, — говорит Алекс. — И если придется уехать, то у Демьяна всегда будет точная дата моего возвращения. Так не будет, что сегодня у Дёмы большая семья, а завтра — снова одна мать. Думаю, тебя это беспокоит.

— Ты этого хочешь сам? Или из-за ответственности.

— Поначалу было второе. Но ты же видела, как он меня обнял? — Алекс расплывается в улыбке: — Я не хочу уезжать.

А потом он берет мою руку. Честно говоря, в глубине души я догадываюсь, зачем он это делает, и прихожу в панику. Мягко забираю ладонь, отсаживаюсь подальше.

— Тогда не подведи. После того что было, тебе нельзя уступать врагам. Ты многим не нравишься. Но ты должен уделать всех, чтобы у Демьяна был папа. Ты должен ради сына не допустить, чтобы тебя снова выперли. Ты знаешь, каково жить в разлуке. Не обрекай на это ребенка.

На его лице отражается понимание, былая легкость слетает шелухой. Даже сейчас, в костюме садовника, Алекс выглядит бизнесменом. Жестким, знающим себе цену. Он стал таким не сразу. Когда я влюбилась в него, он был уже с гонором, но еще в сомнениях. Сейчас же уверенность читается в глазах, в мимике, в осанке, наверное. Он произносит коротко:

— Я буду.

Киваю и хочу подойти к сыну, но Алекс останавливает:

— Ты сказала Волошину?

Это фамилия Руслана.

— О чем?

— Что мы переспали, Ива. Потом почти до утра вспоминали прошлое и обнимались. Через четыре часа я приехал на завтрак. А теперь ты приехала сюда ко мне.

Отвожу глаза. Я не буду спать с Алексом просто так. Это исключено. Я просто не вывезу.

— Нет. Я... не думаю, что хочу ему сказать. Между тобой и мной, Алекс, ничего больше не будет. Слишком сложно. А ты? Сказал Джемме?

Он склоняет голову набок.

— Она всё и так поняла.

— И что?

— Ничего. — Он тоже поднимается. — Мы взяли паузу еще перед мотокроссом.

— Уверена, что хочешь уехать? — Алекс пристегивает Демьяна в кресле и выпрямляется.

Хороший вопрос.

Он продолжает:

— У меня дела с утра в Москве, а вы с Демьяном могли бы покупаться в бассейне. Завтра приедут два повара, приготовят для вас что-нибудь особенное, — накидывает аргументы.

— Утром и у меня важная встреча. Я не могу ее отменить ради пикника, хотя... идея заманчивая, Алекс. Мы с Дёмой никогда не проводили столько времени на свежем воздухе. Может, в другой раз?

Дмитрий Андреевич отошел за планшетом-картонкой в дом, и Демьян замер в ожидании. Чуть не забыли важный инструмент для работы, хорошо, вспомнили, а то пришлось бы возвращаться.

Мы с Алексом уже десять минут прощаемся у машины. Это был долгий и очень хороший день, который плавно перетек в такой же тихий вечер. Дом Равских — прекрасное место, будто территория мира. Здесь снова было сказано много важных слов.

— Тогда завтра, как закончу, могу за вами заехать, — продолжает атаковать Алекс. — Мне будет по пути.

Упорство — одна из сторон его гиперактивности. Это не наглость, не пофигизм в отношении желаний других людей. Равский просто такой и есть. Если он мотивирован, то слово «нет» практически не воспринимает. «Нет» для него — это препятствие, которое всегда есть способы обойти.

Для такой гордой падшей королевны, как я, столь предприимчивый мужчина был шансом на счастье. С Русланом мы бы уже тридцать раз разъехались, договорившись как-нибудь созвониться.

Алекс облокачивается на водительскую дверь, показывая, что проход закрыт.

— Ты настаиваешь, чтобы я все же присутствовала на вечеринке?

— Мне бы этого хотелось.

— Если есть выбор, я бы предпочла остаться дома. Уверена, будет... трешово, и у меня просто нет сил на борьбу.

— Ладно, — сдается он и отходит.

— Слушай, — быстро окликаю. — Если я все же решусь, как мне одеться? Не хотелось бы выглядеть посмешищем перед людьми, которые считают меня истинным злом.