Потом перед глазами всплывает картина:

Я бежала вниз по лестнице, за мной мчался Демир. Я стащила из его портфеля записку от девочки из параллельного класса. Она признавалась ему в любви.

— Верни, Кам. Верни, сказал! — он кричал на весь дом, а я смеялась.

— Вот ты дурак, тоже в неё влюбился, да?! Я папе покажу.

Преодолевая крутые ступени, я неслась к папе в кабинет. Открыла двери нараспашку так, что они ударились об стену, и зашла внутрь. Быстро захлопнула дверь обратно. Сердце колотилось в груди. Была уверена, что Демир убьёт меня.

Отдышавшись, увидела отца. Он поправлял на стене картину. Но я успела увидеть, что за ней что-то спрятано — серебристое, металлическое.

— Па-а-ап, а что там?

— Так, принцесса, это что за манеры? Почему несёшься, как угорелая? Ещё и входишь без стука?

Я покосилась на двери за спиной. Удивилась, что Демир ещё зашёл. Быстро спрятал записку в карман.

— Извини. Забыла, что леди не бегают, — смеялась в ответ. — Маме только не говори. Ворчать будет.

Он рассмеялась. Кивнул головой в знак согласия и подмигнул мне. Я смотрела на картину. Там точно что-то спрятано было.

— Пап, так что там? Тайник?

— Вот глазастая! — завертел головой проницательно. — Тайник, принцесса, тайник. Только, пусть это секретом нашим останется, хорошо?

— Хорошо, — радостно кивнула, наблюдая за тем, как он взял одну из книг на полке и в неё убрал ключ.

Выныриваю из воспоминаний, вскакиваю на ноги и бегом к стене. Картина, что висит сейчас, уже другая. Дома после этого, раз пять делали ремонт. Снимаю рамку и вижу сейф. Вот! Вот оно! Всё, что может быть важно, должно находиться тут.

Затем бросаюсь к стеллажу с книгами, начинаю их все перебирать. Руки трясутся. Сердце колотит бешено. В этой ничего. И в этой. Тут тоже пусто! Книг всё меньше и меньше. Литература, в основном, про строительство и архитектуру. Беру ещё одну и трясу страницами вниз и вот оно! На пол выпадает серебристый ключ. Отбрасываю книгу в сторону, падаю на колени и поднимаю его.

Чёрт, почему я так нервничаю?! Кажется, сейчас меня пот прошибёт. Предчувствие и интуиция, что истина где-то рядом, заставляет адреналин бежать по венам.

Иду к сейфу, вставив ключ, открываю его. Вижу внутри папку и конверты, сложенные в стопку.

Сердце пропускает удар. Беру конверты в руки, их штук десять. Они запечатаны. Пожелтевшие, старые. Папа их не вскрывал, не читал. Надписи никакой нет.

Переворачиваю на другую сторону. Замечаю, как мелким аккуратным почерком выведено:

«Муразу Низами от Анны Мартыновой.»

Возвращаю на место конверты. Они как раскалённый уголь обжигают пальцы. В ушах грохочет.

Анна Мартынова писала отцу письма, он их не читал, но зачем-то хранил, прятал. Они были влюблены друг в друга?

Внутри всё штормит и грохочет.

Беру в руки папку, иду назад к креслу, присаживаюсь в него. Открываю папку, дрожащими пальцами достаю содержимое.

Начинаю изучать бумаги. Первый документ — это контракт на роды, оформленный на имя Анны Павловны Мартыновой. В нём указаны, какие услуги клиника будет ей предоставлять и прочие условия.

Во втором документе — её отказ от младенца, женского пола. Были указаны все данные: когда родилась, в каком часу, сколько весила. Женщина отказывается от ребенка, от всех прав на него и ответственности.

Я изучаю документы с ледяным холоднокровием. Будто не обо мне идёт речь. Настолько спокойна, что самой страшно от этого спокойствия.

Внутри меня тихо, но очень холодно. Меня начинает знобить так, будто нахожусь в центре Антарктики. Мороз сковал все кости, внутренности и даже рассудок.

Бегаю глазами дальше по листам. Это разные справки, выписки из роддома.

Беру в руки последний документ, начинаю перебирать глазами буквы. Информация в мозг поступает с замедлением, расплывчато.

Улавливаю общую суть — это договор между отцом и моей биологической матерью о том, что она отказывается от младенца в обмен на энную сумму денег и обязуется никогда не искать встречи, не разглашать эту информацию. Дальше следует множество пунктов, написанных мелким шрифтом, прочесть которые мне не удается. Я отбрасываю лист на стол. Подпираю ноги к груди, сижу в позе эмбриона.

Чувствую только озноб и ледяной холод. Стараюсь согреть себя. Обнимаю ноги руками сильнее. Сжимаюсь в комок, хочется раствориться в небытие.