Когда пришла бабушка Карины, Кира собрала Андрюшку и повезла мальчика на процедуры. В конце концов, переживания нужно отбросить в сторону — она здесь на работе, а отношения можно выяснить и за пределами. Не выгонит же ее Глеб из кабинета, что бы там о ней не думал. Как-нибудь вытерпит присутствие бывшей невесты двадцать минут. Ведь молчали они на прошлой встрече. И на этой помолчат, ничего страшного.

Только дойдя до кабинета, она увидела прикрепленную к двери записку: "Сегодня все процедуры отменяются".

Лицо бросило в жар. Кира сдернула маску и с жадностью схватила ртом воздух. Неужели он ушел из-за них с Юркой? Весь этот концерт по заявкам наверняка выбил его из колеи.

Ей, конечно, не верилось, что Глеб мог забыть о ней. Как бы ему не было больно, не мог. Она ведь о нем до сих пор не забыла…

Пока Кира стояла в раздумьях, медсестра из соседнего кабинета выглянула из-за двери:

— А, Кира Сергеевна! Массажиста нет, он уехал. Ему с больницы позвонили, от матери. Сказал, что сегодня уже не вернется. Так что отдыхайте. Андрюху жду после обеда!

— Понятно. Спасибо, Марина Николаевна, мы обязательно будем! — Кира выдавила из себя вежливую улыбку и, развернув коляску, отправилась с Андрюшкой назад в палату.

Ну вот, всего лишь уехал в больницу к матери. А ты, Кира Сергеевна, уже себе напридумывала…

Значит, мать Глеба в больнице. Что же, неудивительно, она всю жизнь мучилась с сердцем, а переживания за сына никак не могли положительно сказаться на ее здоровье.

Юрка вечером за ней не заехал и даже не прислал водителя, и Кира поехала к нему сама.

Ключи от квартиры она достала зря, дверь была не заперта. Набрав побольше воздуха в грудь, словно ныряя в омут, она толкнула дверь в квартиру.

Юрка сидел на кухне. Пил. На столе стояла ополовиненная бутылка. Кира растерялась. Мужа, выпивающего дома, ей еще не приходилось видеть. Изредка он, конечно, приезжал уже изрядно поддатым с какой-нибудь встречи из ресторана, но потом сразу ложился спать. А сегодня ждал ее дома.

— Я думал, ты уже не придешь, — усмехнулся он, смотря на Киру покрасневшими воспаленными глазами. — Все успела, и вещи забрать, и квартиру найти?

Кира, осмотревшись, отметила, что Юрка ничем не закусывает и развлекает себя просмотром их семейных фотографий на планшете. Она не стала садиться на стул, чувствуя непривычную тревогу и сгустившееся между ними напряжение, и осталась стоять на проходе. Отчего-то теперь прикасаться к любым вещам в квартире ей не хотелось. Поговорить бы скорее и уйти.

— Что молчишь? Я разве тебе что-то плохое сделал? И давно ты с ним встречаешься? А я-то думаю, какого черта в эту богадельню поперлась работать. Ссаньё из-под инвалидов убирать. Денег хватает, все есть, муж души в ней не чает… А тут, вон, оказывается, любовь воскресла…

— Я не знала, что Глеб там тоже будет работать. Как и Шурку увидела не сразу, если, конечно, тебе это интересно.

— Даже не отрицаешь… И нет, мне про эту шалаву не интересно. И тебе тоже больше не интересно! У нас был уговор, что мы вместе едем в отпуск. Я уже купил на завтра билеты, так что можешь собирать чемоданы. Хотя, ты ж все унесла уже, — Юрка потер обросшее щетиной лицо и снова зло усмехнулся. — Ладно, неважно, все новое купим.

— Я никуда с тобой не поеду, Юр.

— Хм, то есть вот так, да? Он появился, а меня на свалку, как ненужную вещь. Плевать на годы супружеской жизни, плевать на мои чувства.

— Не паясничай. Тебе это не к лицу. — Кира вздохнула и, почувствовав накатившую усталость, потерла виски.

— К тому же, ты, получается, знал, что Глеб жив. Знал, но ничего не сказал.

Юрка застыл. А Кира продолжила, не спрашивая, а утверждая:

— Ты даже не удивился, когда сегодня встретил своего друга. Хотя ты, кажется, тоже переживал из-за его гибели? Но, выходит, знал, что он жив.

— М-да, знал. Недавно узнал, кстати. Через общих знакомых. То, что он почти два года где-то скитался. А потом вернулся домой. Недавно…

— Но мне ты ничего не сказал, — голос от накопившихся слез дрогнул.

— Зачем, Кир? Чтоб ты опять подыхала? Я тебя с того света из-за этого падлы вытаскивал, если ты не забыла. Или ты все еще веришь, что он уехал служить из одних благородных побуждений? Маковецкий всегда был мажором. Только благодаря деньгам и положению папочки доставалось ему все слишком легко. Он не пахал, с шестнадцати лет, как я, оставшись на попечении выжившей из ума бабки. Все, что он имел, Кира, не было заслуженно непосильным трудом. Он ничего никогда не ценил. И на тебя, и на мать ему было плевать. Этот наглец просто взял и свалил, чтобы доказать всему миру, что он герой! — распалялся Юрка, тыча в воображаемого Глеба, словно тот и сейчас стоял рядом с ними.