— После первого раза возникает устойчивый иммунитет, — пояснил Хитч. — Организм вспоминает, кровь поколений. Теперь можешь спокойно смотреть с высоты. Всю жизнь.

И я смотрел. Внизу котенка не было. Он не упал и не разбился, растворился просто в воздухе… Или улетел.

— Чего высматриваешь? — хитро спросил Хитч.

— Интересно просто… Высота.

— Высота и воздух даром… — задумчиво изрек Хитч. — Я знал одного человека, так он рассказывал, что с парашютом прыгал.

— Как?

— С парашютом. Ну, помнишь тот мультфильм? Где выпрыгивают из самолета?

Я помнил.

— Так вот, этот человек рассказывал, что в первые рейды было все несколько по-другому. Люди нашли вертолеты, стали пробовать летать. А некоторые даже прыгали с парашютом. Вот представь — летит вертолет, высота километра три, а из него выходят люди. И два с половиной километра летят вниз! В пустоте! Так за кем ты тут охотился?

Я представил, и меня качнуло в сторону парапета. Вздрогнул я даже от такого. Хитч опять меня поймал.

— За кем охотился?

— Ни за кем… Просто гулял…

— Гулял… Что видел?

— Ничего…

— Маленьких человечков? Чертей?

Хитч ухмылялся.

— Многие видят, — сказал он. — В этом ничего такого нет, это вариант нормы. Я видел бабочек. В первом рейде.

— Бабочек?

— Капустниц, они так назывались. Как останусь один, так они начинают над головой кружиться, думал, с ума сойду… Потом рассосались. У тебя тоже рассосутся. Что там у тебя?

— Ничего.

— Понятно. Можешь не рассказывать. Только ты не очень на них внимания обращай…

— Пойдем отсюда, — буркнул я и направился к лестнице.

— Не обращай внимания! — крикнул вслед Хитч. — Не обращай…

Я спускался. Думал. То есть пытался понять. Отчего все это случилось. То есть я просто увидел этого котеночка, или я увидел котеночка потому, что меня о нем попросила Эн?

И вообще — был ли котенок?

Отец рассказывал про штуки, которые может выкидывать на планете психика. Про сны, про ощущение скрытого взгляда, про тряску… Про то, что людям являются котята, я не слыхал. Черти? Кто такие черти? Или что? А если мне снова котеночек покажется?

Что мне делать? Вообще, конечно, котенок странный какой-то. От фризера не каждый увернется, так что, может, он на самом деле привиделся? А если он меня начнет преследовать? А если он теперь за мной всю жизнь ходить станет? Нет, правильно я не сказал Хитчу про котенка. А вдруг он списки какие-нибудь составляет? Тех, к кому бабочки прилетают? Или котеночки прискакивают? А потом тех, кто в этих списках, к работам не допускают. Или еще какие-нибудь ограничения…

Нет, лучше молчать.

Я спустился до третьего этажа, вошел в комнату.

Джи и Бугер продолжали сидеть на полу. Костер прогорел, образовались угли. И рожи у Бугера и Джи были такие сальные и коварные, будто они сожрали целого поросенка.

И воздух был наполнен плотно — запахом жареного.

Мяса.

В первый же день рейда Хитч заморозил птицу. Он сказал, что это чайка, но я думаю, что это было не так. Я читал книгу про чаек, они белые. А эта птица была пестрая, мне казалось, что это фазан. Хитч взял этого фазана, насадил его на железный прут и разместил над огнем.

Перья обгорели быстро, и скоро вокруг пополз удивительный, дикий, безумно волнующий запах, у меня от него даже в глазах затемнело.

А потом фазан изжарился и стал пахнуть еще сильнее. И выглядел…

Никогда не видел жареного.

Как и все мы. За свою жизнь я пробовал всего три вещи: пищевые капсулы, помидоры, конфеты. Нет, четыре — еще редиску. Больше ничего. Я никогда не видел жареного, но откуда-то при этом я знал, что это чудовищно вкусно.

Хитч пожарил фазана, и мы долго смотрели на него, и вдыхали его, и даже трогали, чтобы запомнить его на ощупь.

А потом Хитч фазана этого выкинул. Есть его было нельзя.

Микробы, неподготовленность желудка, еще двадцать причин… Мы не могли тут есть ничего. Ничего. В мире, полном еды, нам приходится глотать капсулы. С них уже тошнит, однако ничего другого нельзя. И у нас появилась роскошная привычка, можно даже сказать, традиция — перед тем как приступить к глотанию капсул, мы что-нибудь всегда жарим. Для поднятия аппетита.

Вообще я подозревал, что запрет на мясо был не только физиологическим. Просто еда опасна. Психологически. Руководители рейдов опасаются, что мы привыкнем к нормальной, настоящей пище, что мы не захотим от нее отказаться, что нам будет трудно возвращаться домой.