Мои глаза расширяются, когда я представляю, как бы они отреагировали на это.

— Это не привело ни к чему хорошему.

Он устало вздыхает, тыча сигарой в пепельницу.

— Сначала нет. Они хотят быть рядом с тобой, пока ты скорбишь, — мое сердце замирает, нуждаясь в объятиях мамы. — Но, в конце концов, они знают, что со мной тебе безопаснее всего. Я знаю, им не нравится эта идея, и твой папа забронировал за тобой номер в отеле, таким образом дав тебе выбор, но они больше не могут тебе помочь.

— А ты поможешь? — я бросаю на него многозначительный взгляд.

— Ты же знаешь, что да, — он засовывает сигару обратно в рот, обнажая клыки.

— Итак… что насчет Элль? Наверняка люди задаются вопросом, где она?

Он кивает.

— Той же ночью соседка по комнате заявила о ее пропаже. Весь город ищет ее. Эзра взломал оба ваших аккаунта на Фейсбуке, чтобы стереть недавнюю переписку, включая все, что было с тех пор, как ты обратилась.

Я хмурюсь.

— Но там была переписка о нашем обеде.

— Прости. Я не мог оставить. Они бы расспрашивали в ресторане, и Гектор сказал бы о нас. Лучше стереть все, чем быть подозреваемым в убийстве.

— Ты же мог околдовать того, кто проводит расследование.

Он бросает на меня кривой взгляд.

— Мог. Но зачем привносить осложнения в свою жизнь?

— Не знаю. С момента нашей встречи, моя жизнь стала сплошным осложнением.

Он одаривает меня быстрой улыбкой.

— Они, скорее всего, свяжутся с тобой в какой-то момент, уверен, они проверяют всех ее друзей. Было бы намного проще, если бы у них уже был подозреваемый.

— Мы знаем, кто ее убил.

— Верно. Но у Атласа темное прошлое. Он здесь не задержится. Его мать убила его отца, позже покончила с собой, а отчим был найден утонувшим в озере в Сиэтле. Независимо от того, было случившееся с Элль несчастным случаем или нет, он не глуп. По крайней мере, мы можем немного успокоиться, и надеяться, что он не вернется в этот город.

— Ты думаешь, я смогу успокоиться?

Он качает головой.

— Нет, — он встает. — Хочешь чего-нибудь выпить?

— Который сейчас час?

— Время — это конструкция, — говорит он, подходя к столу, на котором стоит бутылка скотча и два бокала.

Я вздыхаю.

— Наверное.

Наблюдаю за ним, пока он разливает алкоголь, восхищаясь размером его бицепсов в этой рубашке, и задницы в этих брюках. Глубоко внутри себя поражаюсь тому, что я видела его обнаженным. Я о многом хочу с ним поговорить, многое сделать. Но сегодня между нами небольшая дистанция, как будто мы сделали шаг назад, и я не знаю, как его преодолеть. Буду просто притворяться, что у нас никогда не было секса, но это будет нелегко. Ни капельки.

Он подходит ко мне и протягивает бокал.

— Спасибо, — говорю я тихо.

Но вместо того, чтобы сесть рядом со мной, как я надеялась, он возвращается к своему креслу и устраивается поудобнее, хладнокровный, спокойный, собранный, как всегда.

Я пробую напиток на вкус, наслаждаясь обжигающим вкусом. Облизываю губы и смотрю на него.

— Что-нибудь поменялось?

— Хм? — спрашивает он, делая глоток. — Что?

— Из-за моей крови. Насколько я помню, ты выпил совсем немного.

Его выражение лица выглядит почти огорченным.

— Извини за это.

— Я не хочу, чтобы ты извинялся, — непреклонно говорю я. — Мне просто любопытно. Это как-то повлияло на тебя?

Он поджимает губы, глядя в свой стакан.

— Немного.

— В каком смысле?

Он отводит глаза.

— У меня есть… пристрастия, — он прочищает горло и, наконец, встречается со мной взглядом. — Но я могу сдерживать их.

— Какого рода пристрастия? — спрашиваю я, делая еще один глоток своего напитка, прежде чем поставить его рядом с собой. — Ты хочешь моей крови? Или хочешь меня?

Он пристально смотрит на меня, и его взгляд обжигает.

— И то, и другое.

Я встаю и подхожу к нему. Его глаза не отрываются от моих, когда я забираюсь на его колени, седлая его, обвиваю руками шею, ощущая прохладную кожу под ладонями.

— Ты можешь взять и то, и другое, — говорю я ему искренне.

Его взгляд становится еще более темным.

— Ленор…

— Солон, — я устраиваюсь на нем поудобнее, чувствуя, как его член твердеет.

— Ты извращенное маленькое создание, да? — бормочет он, кладя руку на тыльную сторону моего обнаженного бедра, скользя ею вверх, пока не достигает задницы.