— Заблокировано, — сообщил сосед, откинувшись к дерматиновой спинке.

— Жаль. Всегда хотелось хоть раз выпрыгнуть из набирающей скорость машины.

— Как в боевиках?

Алан покачал головой:

— Как в «молодёжных» комедиях.

На мраморное лицо соседа легла несуществующая тень.

— Вот смотрю на тебя и думаю — умный человек, умеешь, когда надо, сказать «нет». Как же ты влез в этот бедлам?

— Ну, не настолько у вас здесь плохо… — картинно оглядевшись, изрёк Алан. — Просто я, как и многие, способен ошибаться. Залезать в незнакомые машины, толком не удостоверившись, за кем прикатили…

— Взбрехнуть там, где не следует, — подхватил собеседник. — Излишне увлечься картами на хмельную голову. Все ошибаются, Алан. Но не все — так сокрушительно.

— Да я погляжу, вы не обычные сектанты, — подавляя крадущийся по животу ужас, проговорил странник.

— Мне нравится, что ты, в отличие от римлян, быстро понял, что мы не «обычные» сектанты, — склонил голову собеседник.

— Так кто же вы?

— Я — Азария, а серьёзный за рулём — Йишмаэль.

— Интересные у вас ролевые игры.

— Ты ещё не запостил это куда-нибудь? Поспеши, а то шутка успеет протухнуть. Мы с моим другом и соратником представляем… идейную оппозицию твоему нанимателю.

— Идейную? — переспросил Алан. — А мне кажется, вы являетесь представителями конкурирующих контор.

— Ну, не совсем. Господин Стомефи во многом определил стратегию «конторы», и служит наглядным примером для «клиентуры». В то же время без нашей его «клиентура» вряд ли бы смогла когда-то существовать.

— Симбиоз?

— Не совсем, — неопределённо взмахнул рукой Азария, и это, как ни странно, прорисовало в голове Алана картину их со Стомефи взаимоотношений. — Я повторю вопрос. Хочешь спасти свою душу?

— А она уже того?

— Ты балансируешь над бездной, Алан. Даже слепец на канате знает, что у него есть два спасительных пути — назад и вперёд, но ты, мужик, даже каната на осознал.

— И вы поможете мне найти его?

— У нас нет на это права, — пожал плечами Азария. — По крайней мере, относительно твоей персоны. Зато мы можем сделать так, чтобы бездна сама не набросилась на тебя.

— Как же?

— Мы знаем о, так сказать, планах Стомефи. Принеси искомое нам, и спасёшься.

— Грабь и обманывай во спасение своей души? Вы, случаем, не scientologist?

Азария выглянул в окно.

— Приехали. Выполнишь условия недосделки со Стомефи — не оберёшься последствий. Последуешь за нами — будешь вспоминать Чернокаменск как не особо примечательное приключение. Думай, решай.

— Пробуй, — подхватил Алан. — Я попал рекламу детского конструктора?

И вышел, нарочито громко хлопнув дверью. «Девятка» изрыгнула драконью дозу выхлопа и скрылась за поворотом, поблёскивая влажными от капель боками.

Влажным было и золото полуголых деревьев. Обрывки этого золота захлёбывались в слякоти асфальтных артерий, грязные, истлевающие, прошлогодние, потерявшие всякую ценность. Не любят русские очищать свои дороги от слякоти и особенно — от стремительно теряющей в цене осенней валюты. Явно это соответствует чему-то очень важному и незыблемому в их бездонно-болотистых душах.

Мимо Алана пронеслась «Lada» старенькой модели, которая точно камуфляжем была покрыта липкими листьями. Из груди у него вырвался непроизвольный смешок.

Исторический центр Чернокаменска представлял собою безумно логичный mix эпох. Глянешь налево — узришь сталинское видение ренессанса. Направо — имперский шик особняков, точно скальпелем срезанных с Запада и трансплантированных в местные условия.

Твердовский музей маячил прямо через дорогу. Более всего он походил на термос екатерининской эпохи. Шестиэтажный, идеальной цилиндрической формы, он был испещрён глубокими, от кровли до земли, нишами, внутри которых ютились щербатые колонны. Справа от величественного входа, охраняемого статуями Ареса и Фемиды, низилась свежепокрашенная будка. Напоминало это чудо советской архитектуры не то охранные конурки в метро, не то кассы в старомодных кинотеатрах.

— Билетьки? — спросила кассирша не поднимая на Алана огромных очков. Слишком была занята изучением свежего «Галаполитена».

— Один, пожалуйста, — сказал Алан, доставая бумажник.

— С экскурсией?

— Нет.

— Двести рублей.

«Билетька» оказался чеком с весёлой картинкой. Алану стало не на шутку интересно, как главный музей города соотносится разноцветными воздушными шариками, которые по некой высшей причине складывались в российский триколор.

Охранник поставил на «билетьке» пометку каким-то устройством. Ржавая цепь упала к ногам, пропуская внутрь. Заряжаясь нарастающей атмосферой, Алан смял билет в карман и очутился в идеально прямоугольной коробке из гранита. Прорезиненный воздух, отсылающий к московскому метро, был пропитан тем сортом тьмы, что вцепляется зубами в реальность, даже если осветить её самыми мощными лампами.