Шрифт:
Камеры корректировали траектории своих поворотов так, чтобы носитель не попал ни под один объектив. Как быстро Евгений ни двигался, они его всегда опережали. Хитрым манёвром он загнал одну из камер в угол так, чтобы она просто не могла не запечатлеть. Но устройство успело отключиться за полсекунды до неизбежного. И заработало, только когда настырный гость двинулся прочь.
— Не слышу, как они поворачиваются — может, река заглушает. Зато отчётливо слышу бормотание радио. Вон из той кабины. Пиликать до неё метров пятьдесят. Какой у меня избирательный, однако, слух.
— Потому что ты осязаешь вещи — слухом, зрением, всё равно, и даже не пытаешься вникнуть в их суть, познать связи между ними и событиями …
— Ой, — отмахнулся Евгений. — Ты как стекольщик, который орёт на пекаря, что тот ни черта не смыслит в окнах. Лучше вот что скажи. На борту электронное оборудование. Какого лешего ящики снаружи? Это не сухогруз?
— Пройди за эти контейнеры.
Евгений сделал первый шаг. Тут же из-под его ноги вырвалась змея металлического скрежета, что расползлась по палубе, бортам и стенкам контейнеров, перетекая то в скрип, то в зубодробительный лязг. Когда на другом конце корабля раздалось протяжное гудение и всё, наконец, стихло, Евгений пролепетал не своим голосом:
— Я не уверен, что хочу… идти… куда, ты сказал?..
— Ты серьёзно?
Одна из жутковатых камер билась в конвульсиях, которые продолжались, даже когда она выскочила из подставки и повисла на собственном проводе.
— Ты видел?!
— То есть, ты проделал весь этот путь, чтобы обделаться в интересной обстановке?
Сальная шутка Искателя подействовала как пощёчина. У Евгения даже взгляд прояснился.
— И правда, что это я? — попробовал улыбнуться он. — Сухопутная крыса.
Но всё же второй шаг проделал не без внутреннего трепета. Спецэффектов не последовало на третий, четвёртый, даже на пятый, и грудь постепенно наполнялась взведённым облегчением.
— Теперь вправо, — сказал Искатель, когда Евгений дошёл до своеобразного перекрёстка. Справа виднелся трюм, в затхлом полумраке которого угадывались очертания таких же контейнеров.
— Глянь влево.
Ничего, кроме рифлёной стенки контейнера.
— И?
— Хм… чуть правей. Не настолько. Стой! Назад. Снова правей. Нет… да. Ниже. Хм.
— Да что?!
— Разве ты… конечно, не видишь. Иди на звук радио.
— То есть…
— Иди на звук. — В голосе Искателя прорезалось раздражение. Евгений, закатив глаза, взял курс на бульдозерообразную кабину.
Видеокамеры продолжали с бесстрастным интересом игнорировать передвижения носителя. Располагались они в пяти метрах друг от друга: ни больше и ни меньше. Лишь те, что по углам контейнеров нарушали это правило.
— Математически выверенная сетка. Ни единой прорехи… не считая запланированных.
— Это сколько экранов рябило перед глазами охранника?
— Быть может, система не рассчитана на людей.
— Транслируют картинку в «чёрный ящик»?
— Не знаю. — Евгению до жути захотелось пожать плечами, как неосознанно сделал бы на его месте Искатель. — Нити не ведут в комнату безопасности. Её попросту нет. Они ведут куда-то…
— Куда?
— Пожалуй, это мы с тобой и выясняем.
Скрип раздался за мгновение до того, как Евгений переставил ногу. На сей раз шум уполз вниз, перетекая в трубный перестук, и медленно затух где-то в корабельной утробе, подобно урчанию, которое подавили, едва оно только вырвалось.
— Да что это такое? Он разваливается?!
— Не спрашивай. Иди!
И Евгений припустил к кабине, стараясь не срываться в откровенный бег. Несмотря на то, что до жёлтого бульдозерообразного было уже шагов десять, бубнёж радио громче не становился. Поколебавшись, в какую дверь податься — левую, или правую, Евгений выбрал левую. Но нет. Круглая колёсная ручка не поддавалась ни на физическое воздействие, ни на отчаянные уговоры.
— Попробуй другую, — сдержанно посоветовал Искатель.
Правая оказалась приоткрыта. Судя по характерным следам, её взламывали чуть ли сварочным аппаратом.
— Заходи!
Внутри, в крошечной клетке под потолком, мигала подслеповатая лампочка. Под обзорным окном белела панель управления, смахивающая на диджейский пульт, по-быстренькому скреативленный для тематической вечеринки. В клаустрофобную нишу справа вжимались двухъярусная койка и прибитый к стене маленький телевизор. От него и исходило этот до сих пор неразборчивый бубнёж.