— Ты-то зачем на войну отправился? — вопрос вертелся на языке, с него я и начал.

— А что? — прищурился Березин.

Я развернул кусок тряпки в которой держал полевой рацион — сухари с ветчиной (и то и другое лондонского происхождения). Предложил гостю. Мы закусили и выпили ещё по паре глотков.

— Нам тут бойцы нужны, а не плотники, — сказал я.

— Где же их взять, мудрёнть? — рассердился корабельщик. — Ты же всех выпроводил в том году, которые с оружием управлялись. Дело-то нехитрое. А теперь, вишь, понадобились.

— Верно, поторопился, — признался я. — Ну, ладно, пусть так. Но с пушками управляться силушка нужна, а у тебя спина больная.

— Я по корабельному делу помогу. Окуневу или Яшке.

— Где он, кстати, на корабле?

— Нет, сюда вместе пришли, мудрёнть, — ответил Березин. — Коряков ватагинских встретил на перевали, разговорился. Дело-то нехитрое.

Сам Яшка, сопровождаемый Тёмой, появился в моём логове уже через несколько часов. Молодой капитан выглядел довольным. Ему явно не терпелось в драку.

— Ну, скоро начнём? — сказал он, хватая без спросу кусок ветчины.

— Ты чего корабль бросил? — наехал я в ответ.

— Да ты и сам не с мушкетом бегаешь, — парировал Яшка.

— Уже набегался, — огрызнулся я.

— Ты же сам велел без разведки не соваться, — усмехнулся Яшка. — Вот я и отправился посмотреть.

— Велел, — согласился я, распечатывая вторую бутылку и предлагая выпить новым гостям.

Прикончив мои припасы, мы взялись за подзорные трубы и стали наблюдать за испанскими кораблями.

То один, то другой теперь часто пускались в патрулирование по южной части залива. Испанцы промеряли дно, брали азимуты, составляли карты. Я предположил, что они перевозили подошедшее сушей подкрепление, но доказательств своей гипотезы не нашёл.

— С моря они нас не ждут, — подытожил наблюдения Яшка.

— Не ждут, — согласился я.

Вечером на совещании в штабе, я неожиданно увидел Сидора Варзугина. Я думал молодой передовщик останется на островах, а то и вернётся в Охотск, потому что особого расположения к моим идеям он не питал.

Но оказалось парень сильно сдружился с Яшкой, и променял зверобойный промысел на морской. Я был этому рад. Бойцов у нас явно не хватало, а Варзугин как раз был бойцом.

— На островах хиреет промысел. — пожаловался он со вздохом. — Народу набежало — тьма. И всяк норовит ухватить вперёд других. А эти, что казары, вообще без понятия. Старовояжных не уважают. Зверя выбили подчистую. Точно воронье голодное тушу обгладывают. Даже Иван Степанович ничего не смог с ними сделать.

— А в Охотске что?

Я спросил Варзугина, хотя знал обстановку гораздо лучше. Но мне было важно, чтобы это прозвучало не от меня, а от стороннего человека. Моё отношение к промыслам всем было известно, и любые слова могли отнести на счет заинтересованности. Другое дело — передовщик.

— До Охотского не добрался, — развел тот руками. — Но цены, говорят, сильно упали. Шкуры целыми горами лежат и только зря преют в лабазах. Перекупщики лучшие отбирают, но платят копейки. Некоторые из промышленных, кто побогаче, сами подались в Иркутск. Надеются там продать. А по дороге, говорят, уже режут людей от алчности.

— А ведь умные люди предупреждали, что этим дело закончится, — сказал я, намекая на себя, разумеется. — Теперь года два-три люди без прибыли ходить будут. В долги влезут. А там и до голода недалеко.

Глава двадцатая. La batalla

Около недели у нас заняли приготовления.

Главной проблемой я видел неумение людей обращаться с пушками, так что пришлось преподать несколько уроков, передавая всё, что мне удалось почерпнуть из рассказов английского канонира. Но теория мало что значит без практики, а потому одну из пушек мы оставили возле якорной стоянки и превратили в учебное пособие.

Я даже разрешил каждому расчёту сделать по несколько настоящих выстрелов с полным зарядом и ядрами. Но всё равно это были не пушкари, а лишь зверобои и туземцы при орудиях. Они неплохо справлялись с первым выстрелом, но потом медлили с перезарядкой, боясь сделать фатальную ошибку и потерять ногу, а то и голову (уж я постарался напустить страху, пересказывая истории мистера Слэйтера). Я опасался, что во время боя у нас будет только один прицельный залп.

Яшка нервничал по другой причине. Ему не нравилась якорная стоянка. То что мы посчитали удобной бухточкой, представляло собой обычный изгиб берега. Он немного прикрывал корабль с севера и востока, но был открыт всем прочим ветрам. Любой шторм или короткий шквал мог выбросить корабль на камни или угнать в открытое море. Но нормальной бухты в этом районе всё рано не имелось, поэтому Яшка подгонял людей и те упражнялись от рассвета и до заката.