Шрифт:
Часть III
Сотворение мира. Глава двадцать вторая. Насельники
Часть III. Сотворение мира
Твой жребий — Бремя Белых!Но это не трон, а труд:Промасленная одежда,И ломота, и зуд.Дороги и причалыПотомкам понастрой,Жизнь положи на это — И ляг в земле чужой.
Редьярд Киплинг. Бремя белых
Глава двадцать вторая. Насельники
Мы застолбили обширную территорию, перекрыли Золотые ворота, но дальнейшее освоение благодатных земель застопорилось. Калифорнийская целина, дебри Орегона, северные пустоши требовали людей, а их по-прежнему не хватало.
Нам требовалось двигаться дальше, «открывать» Ситку и Гавайские острова, высаживаться в устьях рек, подниматься по ним вверх, переваливать через хребты.
Я будто физически ощущал, как ту сторону Скалистых гор подпирают миллионы англичан, французов, немцев, бывших англичан, бывших французов и немцев, будто хребет готов вот-вот податься и людская лавина хлынет, сомнёт, не заметив те единицы, что зацепились на своём длинном прибрежном порожке. Мы стояли на нем, как на горном карнизе, опираясь о твердь одними носками, и я часто ощущал себя скалолазом, который вдруг понял, что стена, на которую он полез, может оказаться ему не по силам.
Люди требовались и на юге — на границе с испанской Калифорнией. Ведь породистые доны и толстые монахи могли в любой момент сообразить, что вышибить кучку зверобоев не составит труда, а ещё лучше попросту заселять свободные земли вокруг, отмахиваясь от нас, как от мух. разведчики доносили, что одна миссия францисканцами уже поставлена на берегу залива.
Люди требовались и на севере — на Алеутских островах, на Аляске, иначе промыслы могли прибрать к рукам конкуренты. Настала пора вторгаться и вглубь континента, переваливать через Чилкут, попробовать на зуб золото Клондайка и Бонанцы. И спешить, пока туда не пришли другие.
В тоже время, мне хотелось побыстрее отстроить Викторию. Я верил, что только настоящий европейский город сможет стать центром кристаллизации нашего мира.
Проблема людей не решалась с помощью кучи денег. Только на фронтире по-настоящему понимаешь иллюзорность их силы. Чтобы расчищать место под солнцем, будь оно жарким калифорнийским или скупым аляскинским, нужны руки, а чтобы мыть сапоги в океане, в них желательно присутствие ног. Как конвертировать прибыли в людей? Куда направить усилия в первую очередь? Пищи для размышления хватало.
К сожалению, мои способности не позволяли перемещать в пространстве живые существа. Не то я нанимал бы людей в средней полосе России целыми армиями и перебрасывал бы в новые земли. Я собирал бы беглых крестьян, городскую голытьбу, варнаков, всех недовольных. Я, наверное, избавил бы империю от бунтов и оппозиции на целые десятилетия и сохранил бы тысячи жизней, которые иначе унесли гражданские войны.
Увы. Приходилось действовать окольным путём. А он оказался тернист и недёшев. Копыто вербовал добровольцев, снабжал документами и отправлял по сибирскому тракту в Иркутск. По Волге, Каме, Чусовой, далее по Сибирским рекам и почти всё получалось против течения. Промежуточных пунктов на этом пути у меня не было, и я не мог помочь людям ничем. Поэтому добирались далеко не все. Болезни, морозы, лихие люди, прочие превратности судьбы прореживали и без того куцее пополнение. Лишь в Иркутске людей принимал Терёха. Он подкармливал тех, кто нуждался в еде, давал отлежаться больным. Затем собирал людей в небольшие группы, переправлял на Ленский волок и пристраивал к лодкам, что сплавлялись до Якутска. Оттуда они трудами Коврижки по одному-два уходили с торговыми караванами в Охотск, где попадали в цепкие руки Данилы и дожидались наших кораблей.
Копыто давно следовало обогатиться на одних только моих заказах, но всякий раз как мы встречались, он выглядел по-прежнему скромно, считал каждую копеечку и не брезговал заниматься всевозможной мелочёвкой, какая подвёртывалась на ярмарке.
Быть может, он вкладывал все сбережения в какое-нибудь национально-освободительное движение офеней, а быть может, отдавал заработки мафии. Он вообще был мутным человеком, этот Копыто. При всей ровности наших отношений, я не мог вполне доверять ему. Да и не разумно было бы складывать все яйца в одну корзину.
Понемногу я обзаводился целой сетью вербовщиков, которым платил за каждого человека, что доберётся до Тихого океана, регулярно напоминал о деле приказчикам. В директиве предписывалось вербовать ремесленников, особливо искать отставных морских служителей, солдат, не обходить вниманием беглых и увечных, но могущих ещё послужить делу или, по крайней мере, способных учить других.
Добиралось в итоге не больше половины, что давало на выходе, то есть в Охотске, около полусотни «рекрутов» в год. Ещё столько же удавалось подгребать на ближних подступах: в самом Охотске, в Якутске и на Камчатке, сманивать людей у конкурентов. На Камчатке среди ссыльных нашлось даже несколько крестьян, которые и стали первыми ласточками.
Уже освоенные колонии давали ещё около полусотни «новообращённых» алеутов эскимосов и индейцев. Аманатство и принудительная вербовка оставались под запретом, а сами аборигены на сторону колонизаторов переходили неохотно, но мы перекупали или выменивали пленников и рабов, сманивали молодых воинов в туземную гвардию и помогали нашим парням выкупать невест, в расчете что их дети будут расти в городской среде и уже с малых лет впитают в себя наш образ жизни.
Полторы сотни человек в год. Не слишком много, однако, курочка по зёрнышку клюёт.Тоненький, но стабильный ручеёк насельников пополнял мастерские, экипажи кораблей и промысловые артели. Но пашня оставалась узким местом колонизации. Мы ещё кое-как содержали огороды, но настоящее поле поднять не смогли.