– И кроме того, мы не ожидаем подачи новых заявок на рекламу в этих районах, – заключила госпожа Эригути голосом, полным странной убежденности. Это сразу зацепило меня, и я заметила, что господин Кадзетани метнул в нее взгляд, каким мог бы удостоить неземное существо, однако ни начальник отдела рекламы, ни отдел продаж не уделили ее словам никакого внимания. Вместо этого они обратились к госпоже Эригути с просьбой написать объявление, которое «способствовало бы ощутимому улучшению имиджа „Альбатроса“, не говоря уже об автобусной компании в целом». Вам легко говорить, думала я. Как будто репутацию можно ощутимо улучшить с помощью одного-единственного объявления! Но госпожа Эригути кивнула и серьезно отозвалась: «Понятно».

Все присутствующие на собрании казались искренними в своем стремлении что-либо предпринять по этому поводу, однако даже после возвращения к себе нас с госпожой Эригути не покидало беспокойство в связи с событиями, о которых мы только что узнали.

– А я всегда считала окрестности тихим уголком, где нет преступности, – призналась я.

Госпожа Эригути кивнула.

– Я переехала сюда четыре года назад, сразу после университета, – сказала она, – и за все время, пока я здесь живу, у меня ни разу не появлялось причины для опасений.

Так разговориться ей случалось редко, поэтому я бросила все свои дела, чтобы послушать. Как правило, госпожа Эригути не распространялась о себе и своей жизни за пределами работы. Ее вклад в разговоры с госпожой Катори и со мной в обеденное время ограничивался в основном ответами на наши слова, и поскольку я ни разу никуда не ходила с ней – ни поесть, ни еще за чем-нибудь, – нынешний случай показался мне драгоценной возможностью узнать ее поближе.

После окончания университета, рассказала мне госпожа Эригути, она жила вместе с родителями в доме, который они построили в жилом районе одного из пригородов. Район был поновее и позажиточнее того, где курсировал «Альбатрос», однако там произошло несколько инцидентов, которые вызвали у госпожи Эригути беспокойство. На улицах попадалось мало людей, темнело как будто слишком рано. Примерно раз в пару лет к ней, пока она шла из школы, обращался какой-нибудь незнакомец, тем самым пугая ее.

– А этот район мне в самом деле нравится, и думать о том, что нечто подобное происходит здесь, невыносимо.

К моему изумлению, я поняла, что госпожа Эригути открыто выказывает гнев. В ответ я сообщила ей, что родилась и выросла здесь, но никогда прежде не слышала, чтобы здесь случалось что-то подобное. Правда, я сталкивалась с разными преступлениями, жертвами которых становились люди независимо от их возраста – у моей мамы какой-то мотоциклист выхватил на переходе сумку, у отца вытащили на станции бумажник, меня чуть не сбил старшеклассник на велосипеде и так далее, – но о том, чтобы выбирали в жертвы именно детей, я услышала впервые.

Предупреждение следовало адресовать родителям и другим неравнодушным пассажирам. Господин Сёда сообщил нам, что злоумышленник заманивал детей, идущих домой из школы, обещая им сладости и видеоигры, и мы с госпожой Эригути, все обсудив, составили текст, в котором сразу перешли к самой сути:

Участились сообщения о неизвестных, предлагающих сладости детям в попытке увести их с собой. Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не принимайте подарки от тех, кого не знаете, и никуда с этими людьми не ходите.

Мы отправились показывать наш текст начальнику рекламного отдела, который – видимо, потому, что ему хватало хлопот с другими вопросами и направлениями, – немедленно одобрил его, добавив только:

– Да, и чтобы он выделялся среди прочих объявлений, пожалуй, следовало бы записать его другим голосом. Может быть, мужским?

– Мужским? – повторила госпожа Эригути.

– Мужской голос будет особенно выделяться, ведь все остальные объявления читает женщина.

– В таком случае не хотите ли вы сами записать его? – спросила госпожа Эригути.

Начальник рекламного отдела замахал рукой перед лицом, натужно закашлялся и заверил:

– О нет, голос вроде моего вам не подойдет.

– А может, господин Сёда?

– Ну вот, совсем другое дело. Правда, в офис он не вернется до вечера.

Тон начальника подразумевал, что ему, в сущности, безразлично, кто именно прочитает объявление. Он принялся без разбору запихивать какие-то бумаги в свой портфель, потом заявил, что у него встреча с важным клиентом насчет рейсовых автобусов, и сбежал из офиса. В итоге вопрос о том, кто запишет объявление, остался открытым.

Далеко не самый полезный совет, да? Так я и собиралась сказать госпоже Эригути, когда к нам с напряженным выражением лица направился господин Кадзетани, стол которого находился неподалеку от стола начальника отдела рекламы.

– Эм-м, госпожа Эригути…

Он же ее начальник, думала я, ему совершенно незачем нервничать в ее присутствии, – впрочем, я полагала, что в некотором смысле он преклоняется перед ней.

– А я подойду? В смысле… м-м… для записи объявления.

– Да, конечно. – Госпожа Эригути деловито кивнула.