— Пф, — усмехнулся парень, но не надменно, не как над глупой девочкой, а словно от обычного веселья, даже какого-то умиления, замаскированного под насмешку. — Забавная ты, сау. Я же сказал тебе её себе оставить, что мне станется с одной такой кофты?

— Ещё чего! Чужих вещей я не носила, ага. Забирай и я домой пойду, а то спать безумно хочется, — для пущего убеждения она слегка потёрла правый глаз некрепко сжатым кулаком.

— Как знаешь, — Маиботхад спокойно пожал плечами и протянул руку.

Чужестранка подошла к парню ближе и положила благоухающий каким-то немыслимо приятным стиральным порошком предмет гардероба Прасету на поднятую вверх ладонь. Воспользовавшись секундной медлительностью девушки, он коснулся фиолетовой макушки свободной рукой и потрепал её по голове, да так, словно делал это из какой-то нужды, а не по внезапному порыву не пойми, откуда взявшихся чувств.

— Бессмертным себя почувствовал? — Грубо рыкнула Галицкая в ответ на слишком странное для недели знакомства поведение Сета. Бросила она это не столько гневно, сколько с простым раздражением от его бесстыдства.

— Ага, — легко согласился Пхантхэ, безнаказанно возвращая руку в обычное висящее положение. — Просто по твоему пылкому характеру я заранее понимал, что самовольно и, что главное, добровольно с твоей стороны проверить нынешнее состояние твоего организма ты мне не позволишь, вот и пришлось идти обходными путями, хитрить. Я заметил, ты поспала — какое-то время назад у тебя вырабатывался мелатонин. Я искренне рад, что тебе так скоро помог тот обряд, что ты уже смогла поспать и надеюсь, что в дальнейшем твоё самочувствие будет только лучше.

Доминика натурально опешила от таких слов. Она за эту долю секунды успела повестись на собственные домыслы о том, что таец всё это время просто прикидывался таким белым и пушистым, скрываясь за маской волка-одиночки, а на деле, как и все остальные гадкие маги, которых она повстречала за свою жизнь, желал подмять её под себя своей добротой и открытостью, чтобы как-то использовать. Из-за своего мерзкого мозга она даже умудрилась надумать себе попытку влюбить девушку, внушить ей собственные чувства. Она бездумно поверила этим доводам, но всё вновь рухнуло после оглашения оправдания — этот темник, почему-то Ника была в этом уверена, — точно не придумал его на ходу.

После того, как маг Тьмы рассказал о своих мотивах, россиянка обратила внимание на свой мозг — он подавал знак, буквально кричал о том, что через его защиту нагло пробрались и в считанные мгновения всё изучили. К тому же узнать о том, что Дома спала, ему было не от кого, отчего с души как камень упал, расплескав налитую ею же воду ложных фантазий и надуманных обвинений за борта бассейна со всеми её эмоциями и чувствами.

— Хорошо… — пробормотала магичка вполголоса, покаянно спрятав лицо за распущенными волосами. — Спасибо, что беспокоишься обо мне даже после того, как помог, выполнив свой «долг» будущего директора.

— Это моя работа, сау, — со скрещенными на груди руками и наклонённой к левому плечу головой рассматривая смутившееся, опущенное к земле лицо иностранки, усмехнулся Маиботхад.

Он даже позволил себе едва заметную улыбку, посвящённую девушке, но положительные эмоции не продержались на его лице и пяти секунд. То, что парень сделал через мгновение, поразило петербурженку настолько, что она, потеряв дар речи, в ошеломлении распахнула рот, глядя на наследника, внезапно сменившего глумливость в лице на тягостность десяти провинившихся в чём-то детей. Он сложил руки в «уае», прислонив большие пальцы к губам, склонился в поклоне и произнёс с искренним сочувствием:

— Прости меня, сау ба, что, прежде чем коснуться твоей головы, я не спросил твоего разрешения и сделал это так бесчинно. Это была вынужденная мера, но если ты всё же обижена на такой мой поступок и не захочешь больше со мной говорить — я пойму и сам заговаривать с тобой не стану.

— Боже тебя упаси, индюк! Поднимайся, ты перебарщиваешь! — Ошарашено воскликнула магичка и сделала шаг вперёд на случай, если Прасет не послушается и продолжит гнуть перед ней спину. Но, к счастью, он покорно выпрямился, жалобно, точно милая собачка, взглянув на одноклассницу исподлобья. — Я не местная, Сет! Мне, — прости за слова, — суеверность ваших правил поведения и тяжесть такого «преступления» неведомы и совершенно чужды, мне не за что на тебя обижаться! Понимаю, если бы ты меня за эти волосы по асфальту оттаскал, я бы ещё подумала — оставлять ли тебя после такого живым, — но ты просто потрепал меня по голове! Это не смертельно и, к твоему возможному удивлению, не больно.

— Я это прекрасно знаю, сау, но никак не могу пойти против наших правил. Я, как и любой таец, с самого детства был научен вежливости и правилам поведения. Для нас голова — святая часть тела любого человека и существа, а руки, как и ноги — грязные и никому, кроме родных и близких не позволено касаться твоей головы, как и тебе не разрешено обратное. Ты могла знать, насколько серьёзно мы относимся к святому, так что, надеюсь, всё жн поймёшь меня — я обязан был принести тебе свои извинения, потому что для нас это грубое оскорбление и из-за такого человек может просто прекратить дружбу с нарушившим правило.