– Ну вот, – сказал Витька, – Золотая Злата выходит замуж во времена золотой осени. Видишь, сколько золота рассыпала тебе под ноги природа?

Он обвёл руками парк, посреди которого они стояли.

– Да, она и в мир принесла только золото, – улыбаясь, и обнимая свою невесту, сказал Тимофей, – Недаром я тебя полюбил с первого взгляда.

– Хм, ты полюбил, – хмыкнул Виктор, – Да её все мальчишки любили. Только она тебя выбрала.

– То-то ты со мной все десять лет дрался! – ответила Злата Витьке.

– А как я должен был тогда проявлять свою любовь? – притворно развёл руками Виктор, – Известный закон – чем сильнее девчонку любишь, тем сильнее её лупишь, да за косички дёргаешь! Но это хорошо, что ты меня не выбрала.

Виктор повернулся к жене:

– Меня своя красавица ждала, и дождалась, мы с ней сразу после школы встретились в городе, и больше уже не расставались.

Рита с любовью и гордостью посмотрела на мужа и уткнулась лицом в его плечо. Затем она подала Злате букет невесты. Он состоял из золотых, зелёных и багряных веточек деревьев. Это был такой же самый букет, каким приветствовал её приход в этот мир её отец Иван, встречая из роддома её маму Марину. А после, каждый год, на день рождения, отец дарил Злате такой же яркий пышный букет из лесных веточек. Родителей уже не было в этом мире. Но всякий раз, памятуя о них, Злата вспоминала именно те осенние букеты. Вот и сегодня, вступая в новую жизнь, золотоволосая зеленоглазая женщина по имени Злата шла с золотым букетом в руках, по усыпанной золотыми листьями дорожке золотой осени в свою новую золотую жизнь.

Душный автобус еле полз по пыльной просёлочной дороге. За окном, в промежутках между зарослями ольхи и ивы, изредка мелькали одинокие деревни. Проносились поля со свежими, ещё не запылёнными посевами, да луга с неокрепшей, но уже набравшей силу, зеленью, богато усыпанной цветами всех оттенков. Инга сидела у окна. Пассажиров в автобусе было немного, так что соседнее кресло пустовало. Или почти пустовало. На нём ехала большая спортивная сумка, доверху набитая разными нужными вещами, без которых никак нельзя провести месяц в этой дыре.

«Дыра» или деревня Огурцово – было то самое место, куда лежал путь Инги, и где жила её бабушка, Дарья Тимофеевна. Баба Даша, так звала её Инга, жила одна, и помощь по хозяйству старушке явно была не лишней. Ингины родители давно предлагали ей перебраться в город, но баба Даша наотрез отказывалась. И в чём-то, безусловно, была права: свежий воздух и натуральная пища, неизменный режим дня, помноженный на умеренные, но постоянные физические нагрузки делали своё дело. В свои семьдесят пять лет Дарья Тимофеевна полностью справлялась со своим хозяйством: курами, поросёнком, да огородом. Но годы берут своё. Всё труднее и тяжелее становился повседневный труд, внося свои коррективы в бабушкин быт. Поросёнка больше не держали. Часть кур пришлось пустить на суп, но пять курочек и петушок, вопреки обстоятельствам, каждое утро выходили из курятника.

Но для Инги это всё равно была «дыра». Нет здесь ни дискотек, ни спутникового телевидения, ни интернета. Конечно, «тарелку» можно и установить. Но везти сюда компьютер и плазменную панель – просто дико. На кой чёрт они бабе Даше, если она без двух пар очков и заголовок в газете прочесть не сможет? Пару сериалов да новости, которые старушка смотрела зимними вечерами, и простая антенна поймать сможет. Раньше родители часто приезжали сюда в гости вместе с Ингой, не оставишь же малышку одну в пустой квартире. Сначала девочка визжала от восторга, ведь это был совершенно другой мир, с другими законами, другими правилами, где «можно» звучало значительно чаще, чем «нельзя». Столько интересных и таинственных вещей хранили в себе чердак или сарай. Старинные, наполненные неведомой магической силой, они притягивали к себе, манили. Многие предметы Инга видела раньше только в учебнике истории или в музее, а здесь смогла не только увидеть, но и потрогать, сдуть вековую пыль, от которой так забавно щиплет в носу, подержать в руках, примериться к ним.

Куры во дворе воспринимались как члены семьи, и, казалось, что они не говорят только лишь потому, что слишком мудры для того, чтобы говорить разные банальности. Инга была уверена, что куры, завидев ее, начинали иронично улыбаться, и, чтобы скрыть улыбки, старательно рылись клювами в мусоре, делая вид, что ищут съестное. Инга боялась петуха. Довольно смирный, он временами набрасывался на прохожих. Взрослые легко отгоняли драчуна, а вот детям приходилось убегать. Петухи бегают медленнее людей, и ребятам школьного возраста не составляло труда спастись от острого клюва. Иногда в этом и состояло развлечение – птицу дразнили, затем убегали. Инга не участвовала в подобных играх, и потому, что была ещё маленькой, и ещё потому, что ей становилось жалко бедного Петю. Проходя мимо, она бросала на него виноватый взгляд, заодно не упуская из виду возможные пути отступления. И петух принимал извинения. Девочка была в этом уверена.

А куры продолжали смеяться. Над ней. Инга была убеждена: стоит ей только уйти, как птицы принимаются хохотать. Ржать по куриному. Звук со стороны ничем не отличался от обычного кудахтанья. Особенно это чувствовалось в туалете, стоило туда зайти – птицы сначала тихо хихикали, потом звук постепенно усиливался, переходя в оглушающий хохот. Инге приходилось переносить самые важные туалетные визиты на вечер, когда куры уже спали. И даже петух не мог их приструнить. А возможно он и сам иногда посмеивался над Ингой, но не подавал виду. Он был умнее кур и тщательнее скрывал свои эмоции. И ещё, Петя был благодарен Инге за сочувствие. Возможно, поэтому он не смеялся вместе со всеми.

Проносились годы. Инга пошла в школу. Свои летние каникулы она теперь очень часто проводила в лагере. Родители не хотели нагружать бабушку лишними хлопотами. Привозили внучку на выходные – и всё. Но, если отпуск мамы приходился на лето – Инга жила здесь почти все каникулы. Потом, когда уже перешла в средние классы, и без мамы, но дав родителям обещание помогать бабушке во всём. Постепенно все тёмные и таинственные уголки старого дома и пристроек были исследованы, во все игры поиграно. И каждое новое утро не дарило ничего принципиально нового. Солнце будило Ингу, проникая через маленькую щель в дощатой стене на сеновале, где она спала на кровати, накрытой плотным тканевым пологом от комаров. Лучик превращался в световое пятно, медленно скользившее по пологу. Это были её солнечные часы. Ровно в шесть утра пятно размещалось в самом верху около деревянной перекладины, рядом с сучком. В восемь солнечный зайчик спускался ниже – в самый центр полотнища. Конечно, у Инги всегда были с собой настоящие часы. Она снимала их с руки и клала под подушку. Но утром было так лень их оттуда доставать.