— Это просто другой тип красоты, — продолжил уверенно разглагольствовать Райтэн, — и он тебе куда больше к лицу!

И, видимо, чтобы подчеркнуть искренность своих утверждений и то, как она дорога ему, он наклонился и поцеловал её в висок — рядом с одним из рубцов.

Олив дрогнула.

Рубцы уже не болели, только чесались порою распрозверски, но там, где они сходили, кожа была особенно нежной и чувствительной, и прикосновения мягких тёплых губ к ней оказались пронзительно приятными.

Она уже сама повернула к нему левую сторону лица, подставляясь под его губы — ей очень хотелось чувствовать его прикосновения снова — и он осторожно принялся покрывать её поцелуями, пытаясь каждым передать то, что она прекрасна, удивительна и дорога.

Прикрыв глаза, взволнованная Олив упивалась этой нежностью — ей чудилось, что он целует её в самое сердце, с каждым поцелуем облегчая ту горечь, какой оно переполнялось.

Спускаясь по рубцам ниже, Райтэн неизбежно добрался до губ — он не попытался вовлечь её в настоящий поцелуй, просто скользнул своими губами по её, мягко, почти невесомо — она задрожала от этой мягкости — а он уже переключился ниже, к подбородку, шее. Параллельно левая рука его скользнула вверх по здоровой стороне лица — пока он не зарылся пальцами в её волосы.

Он не пытался её соблазнить; он пытался передать ей то ощущение глубокого, искреннего восхищения, какое она в нём рождала, он пытался сказать ей, что она ему не просто дорога, а драгоценна, что…

Следование губами по рубцам вниз неизбежно привело его к кромке платья — и он бесхитростно сдвинул его с её плеча, просто потому что оно мешало целовать дальше, а целовать её дальше очень и очень хотелось.

Райтэн умудрился соблазнить её именно потому, что не имел намерения соблазнять. Ей было больно и плохо — и ему хотелось утешить её, успокоить, укутать своей нежностью и заботой. А она ужасно, мучительно нуждалась в этой нежности и заботе — поэтому жадно ловила каждый поцелуй, каждую ласку. Всей душою раскрываясь перед ним, она даже не заметила, когда и вообще лишилась платья — знаете ли, одежда очень раздражает и крайне мешает, когда вас так нежно целуют!

Оба они не планировали становиться любовниками — всё получилось как-то само собой. Он просто хотел отдать ей всю свою нежность — она просто хотела принять его со всей этой его нежностью.

Ни у него, ни у неё никогда раньше не было близости настолько осторожной и медленной — Райтэн был скорее склонен к страстным неудержимым порывам, а опыт Олив и вообще свидетельствовал, что все мужчины в этом вопросе исключительно грубы.

Они оба были ошеломлены и опрокинуты этой близостью.

Олив пришла в себя первой, и первым овладевшим ею чувством стал страх.

Это был иррациональный, панический страх женщины, которая видела от мужчин лишь дурное и ожидала от них лишь предательства и боли.

И ей было так страшно, что Райтэн теперь тоже её предаст и тоже причинит ей боль — как это делали вообще все мужчины в её жизни — что она поспешила сработать на опережение.

Райтэн опомниться не успел, как ему к шее приставили нож и с возмущёнными обвинениями вытолкали за дверь.

В виду того, что одна рука у неё всё-таки была повреждена, выталкивать у неё получалось не очень, но Райтэн был настолько ошеломлён резким переходом, что не додумался оказать сопротивления, и в себя пришёл, только когда обнаружил перед своим носом запертую дверь.

За дверью явно плакали.

— Олив! — дёрнул он за ручку.

Из-за двери раздался совершенно непечатный посыл.

— Да Олив же! — он досадливо пнул дверь, не понимая, что происходит.

В ответ его покрыли трёхэтажным матом.

Поморгав, Райтэн прикинул, каковы его шансы дверь выбить — и пришёл к выводу, что вряд ли у него это получится. В его доме двери были крепкими на совесть.

«По стремянке через окно, — наметил план действий он. — Или, может, Илмарт вышибет».

Оставлять явно неадекватную Олив было страшно, но он здраво рассудил, что договариваться через дверь — дурная идея, поэтому отправился вниз, к друзьям.

— Она там заперлась и плачет.

Негромкий ломкий голос Райтэна прервал бурную дискуссию касательно составления подробной легенды к очередной карте.

Илмарт и Дерек тревожно переглянулись. Одновременно перевели взгляд на Райтэна — он казался слишком опрокинутым и серым, чтобы посчитать, что с ним всё в порядке, — переглянулись снова и кивнули друг другу.

— Так, садись-ка, — уверенно вскочил Дерек, подвигая бледному замершему Райтэну стул и что-то наливая.

— Я посмотрю, — пообещал Илмарт, хмурясь от тревоги за подругу, и пошёл наверх.

Обнаружил запертую дверь и тихие всхлипы за ней.

— Олливи? — громко спросил он, стучась.

Всхлипы смолкли.

— Олливи, можно зайти? — терпеливо вопросил Илмарт, раздумывая, что будет делать, если нет.

— Сейчас, — глухо раздалось из-за двери, и через несколько секунд она всё же открылась.