Райтэн даже не кричал — он бил воздух руками и орал, выплёскивая свой страх наружу, и в этом оре было весьма проблематично разобрать что-то конструктивное.

— Ты правда, что ли, никогда никого не любил!! — доорался Райтэн до совсем уж немыслимых претензий. Напряжённые мышцы его шеи словно свело мучительной судорогой, от чего звук с трудом проталкивался сквозь сведённые голосовые связки и получался сдавленным. — Как, как тебе вообще могла прийти в голову мысль, что убийство близкого человека может быть решением проблемы!..

У Тогнара ничего не щёлкнуло в мозгу, потому что, естественно, в его картине мира «владыка Ньона» и «близкие люди» вообще никак не пересекались смыслами. Он бросил растерянный взгляд на Дерека — мол, мне кто-нибудь объяснит, что, вообще, происходит, и по какому поводу я получаю столь вопиющие — в прямом смысле слова — претензии?

Дерек всю эту сцену чувствовал себя в высшей степени неловко, но уйти было страшно — он никогда не видел Райтэна настолько потерявшим контроль над эмоциями, и, хотя совершенно не знал, как теперь привести его в чувство, не мог заставить себя оставить его в таком состоянии. Поэтому, хотя ему было бесконечно и мучительно стыдно выступать свидетелем творящегося бедлама, он всё же продолжал стоять в дверях, растерянно смаргивая и пытаясь подобрать хоть какие-то слова, которые могли бы вывести Райтэна из этого неконтролируемого бешенства.

— Тэн! — сделал он пару шагов к другу.

Тот раздражённо обернулся.

— А! И ты тут! — констатировал он, и этого мгновения отвлечения ему хватило, чтобы чуть снизить градус эмоциональности. Повернувшись обратно в отцу, он злым шёпотом продолжил: — Ты хоть понимаешь, чем это грозит Деру?! Ты, дурья башка, чуть не убил человека, которым он дорожит больше, чем собственной жизнью, и ему пришлось вытаскивать этого человека ценою всего, чем он дорожит! — язвительной горечи в его словах хватило бы на то, чтобы отравить небольшую армию.

Дерек удивлённо заморгал: Райтэн крайне чётко и ёмко выразил суть той боли, которую он теперь испытывал, и Дерек был поражён и тем, что Райтэн так быстро и глубоко его понял, и тем, что суть его терзаний выражается так просто. В его голове это раньше точно не было так просто — там и вообще стоял полный и тотальный кавардак — и теперь, несмотря на кошмарность ситуации, ему сделалось легче, потому что правильные слова были найдены и произнесены, и дали какую-никакую определённость и ясность.

Тогнар, наконец уловивший, в чём суть обстоятельства, от которого его сын настолько слетел с катушек, удивлённо поднял брови.

Он, во-первых, не ожидал, что их маленький заговор станет кому-то известен, во-вторых, полагал, что реакции Райтэна переходит все грани допустимого, и, в-третьих, наконец, был недоволен столь незрелой оценкой ситуации. Убийство Грэхарда, с его точки зрения, было наиболее рациональным и удачным разрешением ситуации; то, что Дерек такое решение не одобрил бы, было очевидно, поэтому вся комбинация рассчитывала полное устранение самого Дерека из операции. Тогнар брал всю грязную работу на себя, и был весьма доволен и собой, и своей комбинацией, и её предполагаемыми итогами.

То, что Дерек влез, куда не звали, разнюхал, что не следовало, да ещё и всё испортил, Тогнара изрядно выбесило — он и так-то был разгневан совершенно неподобающим поведением сына, а тут ещё и это!

— Вот и зачем вы в это влезли! — зло и раздражённо выговорил он Дереку, назначая именно его виновником всех бед.

Дерек ничего ответить не успел — впрочем, он и не знал, что на это ответить, — поскольку Райтэн явно не собирался успокаиваться:

— В самом деле! — зло и язвительно воскликнул он. — Конечно, он должен был, мать твою, растечься в благодарностях за то, что ты чуть не убил его друга!..

— Хозяина, — с милой гаденькой улыбочкой поправил Тогнар, уже тоже закусивший удила. — Его хозяина, Тэн.

Это гнусное, отвратительное слово заставило гнев Райтэна вспыхнуть с новой силой. Ему невыносима была мысль, что где-то существует система, которая позволяет считать Дерека — живого, чувствующего Дерека, — чьей-то вещью.

— Ты тупой?! — не в силах сдержаться, опять перешёл на оскорбления Райтэн, и тут же выразил свой протест против такой омерзительной системы: — Он никогда не был Деру хозяином!..

Тогнар поражённо замер. До этого он не рассматривал возможность наличия между Дереком и Грэхардом каких-то личных отношений. Ситуация казалась вполне однозначной: Дерек был рабом, он сбежал от своего хозяина в Анджелию, он прячется здесь, он боится, что его найдут.

Но реакции Райтэна и его слова ясно и несомненно свидетельствовали о том, что всё оказалось гораздо сложнее.

До Тогнара дошло, что Грэхард был Дереку не только хозяином, но и другом, близким человеком, смерть которого, и в самом деле, причинит слишком много боли, чтобы считать её удачным решением какой бы то ни было проблемы.