В 1931 году Ефросинья Ивановна получила за ударный труд большую денежную премию (сам Калинин вручал) и отдала ее на строительство школы. Своего дома в то время у Нагорянских не было, ее семья снимала угол, хотя Ефросинья Ивановна была первым председателем сельсовета. В первый год войны погибли двое ее сыновей. Когда фашисты были на подступах к селу, младший, пятнадцатилетний, сын ушел в партизанский отряд и в лесу зарыл нагорянский архив. Ефросинью Ивановну трижды водили на расстрел, и трижды ее отбивали партизаны. Сын не вернулся…

Тридцать лет она искала архив, который зарыл ее мальчик. Из колхоза бульдозер прислали, а сколько земли она перекопала лопатой, но так и не нашла ничего. «Словно себя потеряла», — говорила Ефросинья Ивановна.

Наши сценаристы разыскали в государственном архиве документы и сделали с них фотокопии. Со сцены клуба в Тимановке я передала их в зал. На одной фотографии делегаты VII съезда Советов. Е. И. Нагорянская снята рядом с

Семеном Михайловичем Буденным. А пока снимок шел по рядам, я прочла выступление Ефросиньи Ивановны на II съезде колхозников-ударников: «Давайте нам культурный коровник на сто голов, динамо-машину, говорящее кино». Вот и оказывается, что это был не личный архив, а всей Тимановки! На другой фотографии сняты Надежда Константиновна Крупская и член ВЦИК Ефросинья Ивановна Нагорянская.

Каково было потерять все эти документы и какое счастье обрести их заново! Слезы были, но ведь не ради того, чтобы выжать слезы, был найден архив!

КРИТИК:

— Существует модель передачи «От всей души», ее модификации прослеживаются во всех выпусках. Не думаете ли вы, что это приводит к определенному однообразию?

ВЕДУЩАЯ:

— К однообразию? Нет. А вот к единообразию — с этим определением я бы согласилась.

КРИТИК:

— Неожиданные встречи в передаче «От всей души» стали традиционными. А ведь неожиданность и традиция — антиподы, исключающие друг друга. Не подрываете ли вы тем самым драматургию таких эпизодов?

ВЕДУЩАЯ:

— Если говорить о самом факте встречи, то возразить трудно, новизна первых выпусков, конечно, утрачена. Но полагаю, что встречи не теряют в своем содержании. Да и поиск человека, с которым авторы хотели бы свести нашего героя, часто бывает трудным и далеко не всегда приносит запрограммированные результаты, а иногда их просто невозможно предугадать.

Однажды передача «От всей души» (была посвящена строителям) искала однополчанина одного из героев. На сцену вышло восемь человек — однофамильцев того, кто нам был нужен. Имена у всех тоже были одинаковые — Иваны Гречишкины, солдаты Великой Отечественной войны, все из Тульской области.

Было в этом что-то неизъяснимо волнующее — и военное братство, и боевая готовность (я представила себе, как по приказу первыми поднимались Иваны Гречишкины в атаку), была сердечность немолодых уже людей, понимавших, что в них нуждаются, что они могут чем-то помочь. И была надежда — встретить фронтового товарища. Все вместе эти люди раскрывали черты русского народного характера. Не за слезами приехали Иваны Гречишкины, а люди плакали. Не оказалось среди них только того Ивана Гречишкина, которого искали,

— Ивана Васильевича Гречишкина…

КРИТИК:

— Вы привели примеры наиболее выразительные. Но ведь не часто удается подняться до таких высот?

ВЕДУЩАЯ:

— Но и люди у нас не часто плачут. А о том, что мы стараемся выжать слезы, по-моему, говорят те, кто хочет уберечь себя от треволнений, создать эмоциональный вакуум между своей жизнью и чужой, чтобы, не дай бог, ничто извне не растревожило их души, или те, кто не приемлет открытой и непосредственной реакции на радость и горе других людей.

КРИТИК:

— Вы затронули очень важную проблему для документального телевидения в целом: этическое право на тиражирование человеческих чувств. Мы стремимся раскрыть внутренний мир человека, но какой нужен такт, деликатность, чтобы не разрушить при этом интимную сферу его чувств. Где же проходит эта грань между тем, что вы вправе рассказать и что нет?

ВЕДУЩАЯ:

— Трудный вопрос. Грань у каждого человека своя. Это материя тонкая, хрупкая, часто неуловимая и нестабильная. Всякий раз ищешь ее заново. Обычно я располагаю материалом значительно большим, нежели могу использовать в передаче.

Специалисты понимают, что на пределе работать нельзя, тогда новеллы будут вымученными, я начну скользить по поверхности судеб, и зрители почувствуют, что мне больше нечего им сказать. Не будет эмоционального наполнения, если соотношение подготовленного и используемого будет один к одному. Нужен запас прочности.

Не считаю себя вправе вторгаться во внутренний мир человека и обнажать его на всеобщее обозрение. Ведь он на то и внутренний. Уловишь разницу между стремлением воссоздать внутренний мир героя и попыткой вторжения в него, значит, чувство меры тебе не изменит. Раскрыть духовное, нравственное начало в человеке или обнажить его? Вот тут, вероятно, и проходит грань, которую мы ищем.