Льерда отняла от лица руки, и протяжно завыла:

— Ну всё, толкнул мужик телегу задом, заскрипела! Каким же ты иногда бываешь нудным, Диньер… Тырырыры, аки дождь осенний.

Терпеливо выслушав сей короткий, но пламенный спич, вольник расхохотался.

На все эти шумы и смех в холл вышла Кора. Видимо, заключительная часть содержательной беседы супругов всё таки достигла ушей горничной. Так и было, скорее всего, потому что та, хоть по своему обыкновению сдержанно, а улыбалась, редко дёргая уголком рта, стараясь изо всех сил не прыснуть со смеху.

— Прикажете накрывать завтрак, льерды?

— Попросим, — кивнул вольник — Есть, и вправду, охота.

Трапеза прошла ровно и уютно.

За спокойствие этих минут, да и всего последующего дня надо было благодарить именно Ланнфеля! Если вернее, то ту самую договоренность держать рот на замке, не создавать шумихи, нервируя слуг и самих себя.

После завтрака же, отправив мужа подремать, сама льерда убежала в кухню, несмотря на приказы супруга идти с ним.

— Я, миленький, не устала, — авторитетно заявила она — Пойду Коре и Тине помогу, да тесто на вечер поставлю. Хоть отвлекусь. Готовка меня здорово успокаивает! А ты иди, поспи. Вымотался весь, я ведь вижу… Иди, иди, Приезжий. Я приду потом. Обещаю.

Раздраженно плюнув, Ланнфель всё же последовал совету супруги.

Ещё пока поднимался по лестнице, про себя костерил несносную Серебрянку на чём свет стоит!

— Вот же баба! Вот же дура… Без неё там не справятся, в кухне! Везде надо нос свой сунуть, тоже мне, Правительница кастрюль, тарелок и огрызков… Не устала она, как же! Измотала и себя, и будущего наследника поездками, заботами, да орами своими. Нет бы сидеть на жопе ровно, как другие бабы! Так ведь никак… И всё мне… мне назло. Но, однако же… как… как ревнует…

Остановившись перед дверью спальни, вольник положил руку на теплое дерево и улыбнулся.

Думать о том, что Злючка — Колючка в самом деле готова за него в огонь, в воду, в любую поездку и драку… было приятно.

Равно, как и принимать заботу Эмелины. Неловкую, неуклюжую, но искреннюю и уютную.

Беспокойство за него, паршивца и убийцу, напоминало сладости, купленные на последние деньги одинокой матерью, дабы порадовать ребятишек под праздник. Либо же теплые носки, связанные бабушкой, полуслепой, дряхлой, путающей петли и нитки, надетые трясущимися, узловатыми, сухими руками на маленькие ножки внука…

Забота эта была именно теплой… Живой.

Однако, всё же не стоит Эмелине так усердствовать! Во вред себе — не надо.

Только лишь перешагнув порог спальни и повалившись в постель, Диньер понял, насколько была права Серебрянка!

Он и впрямь вымотан. Выжат, ровно старая тряпка, которой трут полы. Или кухонный стол. Широкий, выщербленный по краям, весь в зарубках от ножей и бледных пятнах от соусов, с вбитыми в трещины остатками мучной пыли…

Поудобнее устроившись в постели, Диньер прикрыл глаза, приказав себе не засыпать глубоко.

Но, прислушиваясь к тиканью часов, шороху снега за окном и спокойному дыханию дома, недолго посопротивлявшись, впал в глубокое, тяжелое забытьё…

…Открыв глаза только тогда, когда льерда Ланнфель, присев на край постели, обдала его слабым ароматом выпечки и домашнего мыла.

— Диньер, — громко зашептала она, осторожно касаясь плеча супруга — Там шерохтит что — то в купальне… Ну, в той самой. За досками. Может, сходим? Посмотрим?

Резко содрав с себя остатки сна, льерд резко сел в постели, свалив на пол подушку и смяв покрывало.

— Который час, Эмми? — «гхыкнул» сухим от сдавившей его дремы горлом.

Эмелина же, покосившись на большой, выпуклый циферблат блестящих новизной настенных часов, подняла повыше горящую свечу:

— Почти полночь, милый. Без двух минут…

Глава 53

Спускаться по лестнице супруги старались тихо.

К сожалению, это не очень удавалось льерде Ланнфель. Несмотря на хрупкое сложение, магичка отличалась весьма тяжелой поступью. «Легкие, воздушные шаги» — невозможно было так сказать о ней, при ходьбе Эмелина топала, как солидный толстяк или сытый боевой конь. Плюсом ко всему, теперь, когда она волновалась, девушка дышала очень часто и шумно, пытаясь унять редкий кашель, прикрывая рот свободной рукой. В другой руке льерда держала лампу, поскрипывающую дужкой при каждом неаккуратном движении.

Льерд Ланнфель же, напротив, в неслышимости ходьбы мог бы посоперничать даже с лиймом, шагая по ступеням, словно тот на мягких, пухлых, подушечных лапах.

Может, объяснением тому была военная выучка? Или достаточно долгосрочная наука бывшего учащегося Академии и гостя Призонского Каземата? Может, медленно, но настойчиво пробуждающаяся звериная Суть?

Как бы там ни было, а только шагов тяжеловесного, здоровенного мужлана Диньера даже соглядатаи Правителя не учуяли бы. Зато пыхтение его супруги и топот её маленьких ног, мог услышать даже непосвященный в шпионские и прочие наушнические дела.