– Попробуй, – харкнул он на пол, утершись кулаком в беспалой перчатке с пистолетом.

Егор вытянул бутылку, шумно открыл её, огляделся, торопливо сделал два глотка, накрыв ртом извергшийся вулкан газированных пузырьков.

От углекислого газа в раз перехватило дыхание.

– Ух, газированная! – похвалил воду Бис, вытирая губы. – Жаль тёплая…

– Да! – согласился Борман. – Этим… – кивнул он в сторону своего пленника, прятавшего лицо, перекрывшись связанными руками, и растянул рот в едкой улыбке, – …тёплая тоже не нравится!

Егор сделал ещё глоток, закрутил бутылку и поставил к остальным.

– Ты будешь звонить, сука? – вернулся пьяница к пленнику. – Или я…

– Маша, Маш, слышишь? – неожиданно заговорил тот в ладони. – Алло! Алло! – оказалось, связанными руками он прижимал к уху телефон, будто прятал его от всего мира или скрывал, что звонил из подвала на далёкий красный Марс, где связь была с серьёзными помехами. – Ты слышишь меня?.. деньги? деньги?.. удалось собрать?.. – кричал пленник, стыдясь произносимого и кивая грязной головой. – Что?.. Нет? Нет… – сказал он без возмущения, и, казалось, даже с горьким облегчением, переспросив. – Сколько? Сто?.. – с мольбой в глазах посмотрел он на пьяного. – Миллион сто! – передал он ему слова из телефона.

– Сказано было: два! Торговаться вздумал?!

Егор вышел.

– Это и есть Борман? Кто он? – спросил Егор морпеха.

– Наш дознаватель! – с гордостью сказал тот. – Бывший чекист–нелегал, подполковник в отставке… В две тысячи пятом, в Ираке джихадистов пытал… В десятом, в Кении – пиратов, на военно–морской базе ВМС в Момбасе…

– Кого ты слушаешь?! – вмешался Голиаф, услышав рассказ морпеха, выходя из соседней комнаты с куском колбасы и хлеба. – Прапор он, в донецком управлении сидел в дежурке, шлагбаум поднимал! Должны были уволить за пьянство – уже документы ждал, но Майдан начался, а документы по пути потеряли… – Голиаф играючи не всерьёз замахнулся своей огромной рукой на морпеха, как если бы хотел отвесить ему несомненно летального щелбана. – Контрразведчик, блядь, нелегал!.. Ладно этот алкаш болтает, ты чего повторяешь? – морпех виновато смутился, почесав за ухом. – Поэтому он здесь, на складе, вместе с тобой, а не в медведевской роте. Медведчук не знает за его службу в Ираке – язык давно бы болтуну подрезал!

– А для кого здесь так много минералки? – спросил Бис.

– Для «воте–р–бординга», – роняя изо рта жёванное, произнёс Голиаф, – …пытка такая – водой. Через нос вливают… «Альфа» в Ираке подсмотрели!

В ходе осмотра подвала стало ясно, что пленниками Бормана были ещё трое мужчин. Все они казались гражданскими и никак не походили на вражеских диверсантов, – кем их представил морпех, – что позже было опровергнуто самим Тутыром.

– Этот воровал из фонда «Спасение» уважаемого предпринимателя Василия Мамчика, – вёл экскурсию Тутыр в свете ручного фонаря. – А этот, директор–передовик шахты «Воля». Завтра передадим тебя на «подвал МГБ», – сказал Тутыр, обращаясь к директору шахты, – где тебе предъявят обвинение в незаконном хранении оружия и подделке документов.

– Это ошибка, – обессилено выдавил из себя шахтер, словно истратив все человеческие силы это доказывая. – У меня никогда не было оружия.

– Будет! – пообещал Тутыр шахтёрскому начальнику, представляя следующего. – А этот военный преступник – вор! Поднял арендную плату для предпринимателей своего рынке…

– Я же поднял аренду по вашему совету! Для того, чтобы было чем платить налог в банк ДНР! – возмутился вор с лохмотьями пищевой плёнки на шее.

– Врёшь! Ты обворовывал население! С подельниками похитил жену предпринимателя Яненко.

– Нет! – зарыдал директор рынка. – Я не делал этого!

Не сразу Егор признал в замордованном человеке того, чья секретарша приглянулась ему в первый день налоговых сборов. Даже Егор понимал, что не существовало таких обстоятельств, при которых этот слабый, без воли человек, директор рынка, мог похитить другого.

– В соответствии с Положением о военных трибуналах, утверждённым Указом Президиума Верховного Совета СССР… – произнёс Тутыр слова, которые никак не умещались в его рот, – …от двадцать второго июня сорок первого года, на «подвале», за воровство, мародёрство и похищение людей будешь приговорён к смертной казни через расстрел…

С Егором едва не случился когнитивный диссонанс, словно он оказался в тридцать седьмом году, в самом аду – в подвале НКВД.

– Тутыр, что мы тут делаем? – спросил наконец Егор. – С какой целью здесь?

– Директор нашего рынка хотел раскаяться в содеянном, – сказал он в ответ. – А цель наша – защита ДНР от её врагов! Ты, что, забыл зачем ты тут?

– Это всё неправильно, Инал…

– Если тебе надо на воздух, можешь подняться, – оборвал он Биса.

Егор вышел в коридор, уже не раздумывая – уйти или остаться, как вдруг показалось, что в комнате напротив, в темноте, прятали женщину. Она беззвучно плакала. Егор ни за что не узнал бы и этого, если бы дознаватель не заговорил с ней в полумраке.

– Я вам очень сочувствую, – тихо сказал он. – Мне неприятно, что вам приходиться здесь находится. Правда! Что я могу сделать в такой ситуации для вас? Вы – голодны? Хотите, поесть? Или может быть – водки?

– Отпустите меня, пожалуйста, – заплакала она. – Почему я здесь? Что вы хотите от меня? Что мне сделать, чтобы меня отпустили?

Через пару секунд тишины из полутьмы раздался жуткий крик:

– Да, ты, ёбаная блядь, можешь только сдохнуть здесь! Сдохнуть, ты слышишь? Поняла?!