Только не Уэнсдей.

— Как видите, я разговариваю с вами под стакан хорошего алкоголя. В этом нет ничего плохого. Это меня расслабляет, делает счастливым…

— Но как это может мне помочь реже ссориться с Хелль? Моё сердце горит по ней, а её горит по мне, но мы никак не добьёмся взаимопонимания…

— А его и не надо искать, мой юный друг. Оно само приходит. У вас много внутренних зажимов и страхов, они и приводят к отсутствию взаимопонимания. Найдите то, что доставляет вам обоим удовольствие… — он помедлил, но продолжил: — и я сейчас не о вашей интимной жизни. Вам нужно то, что заставляет оба ваших сердца наслаждаться. Это вас и сблизит. Проблема почти всех пар в том, что они насильно пытаются прийти к этому взаимопониманию, хотя это невозможно. Только через удовольствие.

— Но как нам это общее удовольствие найти?

— Поговорите об увлечениях друг друга, о еде… да о чём угодно. И запомните: удовольствие порождает удовольствие, — он демонстративно отпил глоток алкоголя и широко улыбнулся.

Уэнсдей оценила навыки оратора этого человека. Он и правда воздействовал на мозг… и говорил то, что хотелось услышать. То, что казалось логичным. И действительно откликалось в душе…

Почему-то она вдруг подумала о своей тяге к творчеству и о тяге к творчеству у Ксавье… может, это мама Бьянки использовала на ней свою злосчастную силу сирены.

Глаза закрылись. Она не могла поддаваться влиянию каких-то сектантов, даже если оно имело сверхъестественную природу. Ещё рассеют её внимание и убьют. Или ограбят.

Но как бы красиво он ни разглагольствовал или как бы хорошо ни дурманила мама Бьянки, улыбка Гидеона говорила только о смерти. И это отрезвляло.

Бесплатный сеанс длился каких-то пятнадцать минут — слишком мало, чтоб разговорить этого напыщенного сектанта. Но достаточно, чтоб понять, в чём заключалась лицевая сторона этого общества. Пришлось признать, что легенда у них качественная. Легко лишала доверчивых людей рассудка.

И всё же Уэнсдей не удержалась: и перед выходом, когда Гидеон отложил свой дневник на кофейный столик, чтоб пожать на прощание им руки, она незаметно отправила книжку в сумку.

Ксавье же пообещал, что они подумают о возможном следующем сеансе.

Уходить с пустыми руками она не собиралась.

========== Глава 14: Рассказ и кисть ==========

Когда входная дверь закрылась и ступни опустились с крыльца на тропинку, Уэнсдей нечто прожгло спину. Словно из каждого окна этого вылизанного дома на неё смотрели тысячи недоброжелательных глаз. И ей это не понравилось: она ощущала чистую враждебность и больше ничего. Обычно во всём, что люди считали отвратительным, таилась какая-то красота. Кровавая, убийственная, тошнотворная или выворачивающая нутро наружу, и всё-таки красота.

Но от дома сектантов хотелось уйти поскорее и подальше. А может, это лишь было чувством похмелья после манипуляций сирены. Трезветь от мистического дурмана сложно.

Но Уэнсдей обернулась. Скользнула глазами вдоль каждого окна — никого. Чувство слежки тотчас пропало. Наверное, ощущение являлось обычным наваждением.

Она пошла дальше — и снова ощущение сотен чужих взглядов осело на плечи и придавило к земле. Ей определённо не нравились эти сектанты. Хотя и Гидеон мастер своего дела. Это она ценила. Дурить людей красивыми речами и иметь под рукой для должного эффекта сирену — профессионализм.

Но изощрённых убийств это не объясняло.

Когда она и Ксавье отошли на достаточное расстояние, уже до леса, петляя самыми странными путями, её так и не отпустило чувство слежки. Уэнсдей даже невольно прижала поближе к себе проклятую красную сумку, где Вещь уже листал дневник, и скосила глаза вбок, но снова никого не обнаружила.

— Мне кажется, за нами следят, — призналась она парню.

Тот качнул головой, но выражения его лица она не видела: он до сих пор так и не снял маску.

— Я думаю, они обнаружили пропажу дневника. Неудивительно, — и он вдруг прибавил фразу на языке жестов.

Она означала предложение спрятаться в его мастерской.

Уэнсдей кивнула. Хотя и знала, что, когда они дойдут, дневник Гидеона уже исчезнет. Какие бы чувства у неё ни вызывали сектанты, просто украсть дневник она не хотела. Это слишком опрометчиво. А Вещь мог незаметно вернуться в их дом и оставить дневник на том же месте, откуда он и исчез.

Пускай сектанты, когда найдут блокнот, подумают, что у них коллективная шизофрения. Хотя, если они и есть убийцы, у них и так диагноз похуже.

Вскоре Вещь действительно выскользнул из сумки и скрылся в ветвях.

В полном молчании, под гнётом липкого ощущения бездоказательной слежки, они дошли до покатого здания и как можно незаметнее в него скользнули. Возможно, это было очень глупо, но Уэнсдей было всё равно. Мастерская не её. Главное, чтоб их не убили раньше времени прямо в ней.

В глаза, стоило запереть за собой дверь, бросилось, что на диване лежала точно не мужская одежда. Чёрное строгое платье на белых пуговицах, длиной примерно до колена и с винтажным витиеватым воротником.