— Суки! — взорвался сектант, здоровой рукой касаясь то поцарапанного лица, то простреленного плеча.

— Je tuerai pour mes enfants {?}[фр. я убью за своих детей], Гидеон, — мама убрала пистолет за пазуху и преспокойно сошла с тел контуженых сектантов.

И пускай Патрисия спасла Сольейт, её приходу Ксавье совсем не обрадовался. Кажется, в его душе перемешались ненависть и страх перед ней.

Нарочито медленно, растянув губы в лёгкой улыбке, она вальяжными шагами приблизилась к раненому мужчине. Остальные, ещё не оставленные недееспособными, сектанты не пошли на подмогу лидеру. Лишь испуганно забились по углам.

— Ты просто сука, ma soeur {?}[моя сестра], — прошипел впервые с ярчайшим французским акцентом Гидеон, от боли извиваясь на полу.

У Ксавье от его слов заболела голова пуще прежнего. Словно мама снова достала пистолет, позабыла о Гидеоне и выстрелила сыну прямиком в висок. Показалось, что в мозг попала экспансивная пуля{?}[пули, конструкция которых предполагает существенное увеличение диаметра при попадании в мягкие ткани с целью повышения поражающей способности и/или уменьшения глубины проникновения.] и что-то в его работе неисправимо нарушила.

Осознание, что его мама — сестра Гидеона, а значит, тоже кицунэ, ломало всё в его мировосприятии ещё больше, чем раньше. Отныне Ксавье понял, почему он умел оживлять свои рисунки, и даже никакой Кристофер Торп ему не требовался для усиления способностей. Возможно, у отца появился такой план, чтоб вернуть роду величие и без Вещи.

Но вот мама явно решила, что создать Идеального Брата вновь — идея заманчивая и полезная в хозяйстве, если даже в сыне соединялись сущности кицунэ и экстрасенса.

Глаза закрылись. Его душа вдруг стала холстом, коий разочарованный творец безжалостно искромсал в тряпки. Но всё же Ксавье заставил себя следить за ужасающим представлением дальше.

— Ты напал на моих детей, Гидеон.

— А ты убила мою падчерицу. Месть за горе моей жены, — мужчина вновь попытался присесть, но снова упал.

Мама лишь спокойно наблюдала за ним, уже не улыбаясь.

— Ничего личного, — наконец произнесла она и развернулась, но никуда не ушла: подошла к Уэнсдей и присела перед ней на колени.

Два пальца опустились девочке на шею, и невольно Ксавье затаил дыхание, трепетно ожидая реакции родительницы. Ему стало страшно сразу, как только мама прыснула, качая головой.

— Значит, я всё-таки не смогла спасти чертовку, — и она убрала руку.

Ксавье начал задыхаться.

— Но ты, братец, проиграл больше моего. Девчонка мертва, — и она встала, с беспристрастным лицом подойдя к сгорающему от возмущения Гидеону.

— Я сам убил её душу. Думал, это сказки, — захрипел сектант, когда Патрисия, всё с таким же лицом, ударила его носком в живот.

Ксавье же, вновь обретя способность говорить, не сдержал вопль, что шёл из самых недр израненной души:

— Нет! — и понял, что вместе с ним закричала Энид.

На глаза от боли даже слёзы не выступили. Боль от потери Уэнсдей сильнее той, что вызвала бы слёзы. Она мрачная и безжалостно уничтожающая всё на своём пути, не оставляя ничего. В выжженной пустыне, горящей иррациональным чёрным пламенем, не могла явиться никакая влага.

Он убил Уэнсдей Аддамс.

И не просто убил.

Он уничтожил её душу.

Где-то рядом, задыхаясь, захрипела мама Бьянки. Убитый горем Вещь вцепился в её шею, не позволяя женщине вздохнуть.

— Пока, брат, — Патрисия Торп вновь достала пистолет, направив его прямиком в грудь Гидеона, но выстрелить не успела:

— Руки вверх! Все! — в тайную комнату ворвалось четверо: шериф, её испуганный до посинения помощник, а за ними Фестер со всё ещё связанной Йоко.

Возражать мама не стала: ловким движением спрятала пистолет и обернулась к вошедшим.

— Это Гидеон. Этот человек похитил Уэнсдей Аддамс и угрожал моим детям смертью. Я выстрелила в него, когда он пытался убить мою дочь, Сольейт Торп, — на этих словах от очередного потрясения Ксавье провалился в беспамятство.

Последним, что он увидел, оказалась Йоко, вырвавшаяся от Фестера. Скинув с себя пиджак, она кинулась со слезами к Энид.

— Что ты тут делаешь?! — закричала вампирша, скрывая наготу подруги пиджаком.

***

Сознание возвратилось, когда с затёкшего тела снимали верёвки. Едва путы сорвали с тела, Ксавье вскочил на ноги и, поняв, что всё ещё в том подземелье, бросился к телу Уэнсдей.