Прядка перехватила контроль.

Когда полуночными спорами пользовалась капитан Ворона, Прядка смогла сделать то же самое, в процессе уничтожив полуночное создание. Но на этот раз все оказалось гораздо проще. Она мысленно надавила на споры и предложила им воды. Больше воды. Взятку.

Кружка тут же двинулась к ней. Прядка находилась ближе, и это, как она решила, сыграло решающую роль. Она полностью подчинила полуночное создание и разорвала узы прежде, чем начала воспринимать окружающее через его глаза.

Полуночная кружка лопнула и растаяла дымком, исчезнув без следа.

Форт охнул и глотнул воды из красной керамической кружки, которую ему протянула Прядка.

— Что произошло? — спросила Салай, делая шаг вперед.

— Я взяла ее под контроль, — ответила Прядка. — Подкупила собственной водой, предложила сделку по собственной воле. Так воду получить проще, чем отбирать силой. Как только она согласилась, я подчинила ее себе, а потом развеяла.

— И… ты считаешь, что получится проделать то же самое с чудищами, охраняющими Полуночное море? — спросила Энн.

— Увидим. — Прядка встала. — Сколько осталось до…

В каюту постучали. Немного помедлив, Прядка кивнула. Энн открыла дверь, и они оказались лицом к лицу с Лаггартом.

Проклятье, я совсем забыл рассказать про Лаггарта. Прядка разрешила ему остаться на «Вороньей песне». Она верно рассудила, что без Вороны, на которую канонир всегда пытался произвести впечатление, он не станет выкидывать фокусы.

(Замечу: не то чтобы он и правда умел выкидывать фокусы. К фокусам Лаггарт имел примерно такое же отношение, как жидкий азот к здоровым легким.)

Озлобленный, сбитый с толку, неуверенный, последние несколько дней он расхаживал взад-вперед и вверх-вниз по кораблю.

— Капитан, мне нужно поговорить с вами наедине.

Прядка сомневалась, стоит ли это делать. Ее рука легла на ракетницу. Но потом она кивнула остальным, чтобы вышли. Лаггарт шагнул внутрь, и дверь закрылась.

Несколько секунд они молча разглядывали друг друга. Затем Лаггарт, похожий на канюка, который забыл надеть перья после утреннего бритья, собрался с силами и глянул Прядке в глаза:

— Я требую, чтобы вы меня застрелили.

— Застрелила? — переспросила она.

— За то, что я с вами сделал!

— Я уже тебе сказала: ты прощен.

— Я знаю! — Лаггарт начал расхаживать по каюте. — Капитан, я не могу смириться с ложью. Я знаю, что вы задумали. Знаю, что вы ждете, когда я успокоюсь и почувствую себя в безопасности, чтобы вышвырнуть меня за борт. Это жестоко — оттягивать убийство человека, пока он не решит, что спасен. Я был о вас лучшего мнения.

Он повернулся к Прядке.

— Я требую, чтобы меня застрелили. Покончим с этим. Будьте честны. Застрелите меня.

Прядка вздохнула и потерла лоб.

— Лаггарт, я не собираюсь в тебя стрелять.

— Но…

— Слушай, я слишком устала, чтобы притворяться, будто понимаю, что творится у тебя в голове. Никто тебя не застрелит, но если настаиваешь, я могу отправить тебя на гауптвахту или вроде того.

Он оживился и вытянул шею.

— Правда?

— Правда.

— Вы это сделаете? Посадите меня в тюрьму вместо того, чтобы убить?

— Лаггарт, я не собираюсь тебя убивать. И никогда не собиралась. Я даже Вороне сохранила жизнь.

Он попытался переварить услышанное. И еще немного. И еще. Слова Прядки оказались жилистыми.

Лаггарт не так уж умен. Да, он поучал других, и этим можно заполнить целый словарь, но его реальные знания без труда уместились бы на почтовой открытке. При всем при этом он и не откровенный идиот. Он находился между умом и глупостью, на самом верху кривой нормального распределения, и считал, что там и должен быть, ведь чем выше забираешься, тем лучше.

Но в тот момент его осенило.

Прядка была готова отправить его на гауптвахту. Но… стрелять в него не собиралась.

Как и не собиралась выбрасывать за борт. Не пыталась перехитрить. Она была предельно честна.

Она отнеслась к нему с добротой.

Это самая тяжелая мысль, которую Лаггарту довелось переварить за всю жизнь. Видите ли, он почти не знал человеческой доброты, а грустная правда такова, что люди редко выходят за рамки того, что знают. Сам он не считал себя ни грубым, ни жестоким. Он был уверен, что ведет себя совершенно нормально, ведь именно так с ним всегда обращались другие. В стране, где принято кричать, все немного туговаты на ухо.