Так эти двое хмельно кочевряжились и тупо ржали, плотно так прибуханные. На лавочке стояла полупустая бутылка пива, кругом разбросаны «бычки» — конечно, придурки представления не имели о каком-то порядке поведения. А сидевший на корточках еще и жрал семки, плюясь ими в разные стороны, не забывая жлобски гоготать. Правда, надо сказать, что половинка скамейки была заботливо накрыта газетой — надо полагать, гопники соображали на троих, только третий куда-то отлучился. Да! Вон стаканы стоят, три штуки. Так и есть.

А куда ему отлучаться? В магазин, ясное дело.

Увидев меня, придурки смолкли, будто выключили их. Стоявший резко обернулся. Секунду, видно, соображал, какую включить коммуникацию с внезапно возникшим объектом. Решил включить такую:

— Э, мужик! Закурить есть?

— Не курю, — ответил я нейтрально, без малейшего вызова, поднимаясь на крыльцо.

Те забухтели что-то вслед, но так, скорее для пацанского порядка, чем всерьез. Не слушая, я шагнул в магазин — до закрытия всего ничего.

Об этом мне сразу напомнила молодая кассирша — симпатичная глазастенькая шатенка:

— Молодой человек, до закрытия пять минут! Мне кассу снимать!

— Я успею, — улыбнулся я, проходя в небольшой зал. — Одна нога здесь, другая там.

Никого я не видел, но услышал — возню, шарканье шагов, звяканье стекла. Некто невидимый, без сомнения, третий из гоп-компании — возился у стеллажей со спиртным.

Я прошел к бакалее, хотел взять гречку, рис — самые полноценные крупы, на мой взгляд. Риса, правда, почему-то не было, а вот гречку взял и, подумав, решил прикупить еще десяток яиц, расфасованных в целлофановые мешки. Взял и двинул на кассу. Идя, услышал голос «невидимки» в аккомпанемент со звяканьем мелочи:

— Э-э, кажись, малость не хватает, вот черт! Ладно, Вика, дай в долг, завтра отдам, вот те слово пацана. Запиши на меня!

— Не могу, Слава, — залепетала Вика, — честное слово! У нас ревизия завтра, а у меня копейки своей нет. Ты ж знаешь, я тебе сколько раз записывала!

— Ну так я тебе столько раз отдавал!..

По лицу Вики я угадал, что этот Слава отдавал долги, конечно, но примерно через раз.

— Не могу, — повторила кассирша.

— Да ладно, Вик, ну че ты!..

Я уже понял, что персонаж будет скрипеть, канючить бесконечно — таким уродам пофиг, что кто-то ждет, что магазин пора закрывать… ему надо только свое, а весь прочий мир хоть провались.

— Эй, земляк, — сказал я негромко. — Тебе сколько не хватает?

Он вмиг оборвал свою музыку, уставясь на меня.

— А чо? Можешь помочь?

— Могу. Так сколько?

Он помолчал, неясно кривя рот, повернулся к кассирше:

— Ну че, Вик, сколько там?

Та назвала небольшую сумму.

Я вынул деньги, сунул ему с незначительным перебором:

— Держи.

Вика приготовилась пробивать чек, но не тут-то было.

Слава ухмыльнулся:

— Слышь, брат! А одолжи еще на курево, а?

— Не наглей, парень, — спокойно промолвил я. — А братьев у меня нет.

Он посуровел:

— Тебе че, в падлу помочь?..

— В падлу падлам, а мне просто западло.

Гопник приоткрыл рот, соображая… дошло, что надо бы оскорбиться:

— Ты че, борзый что ли такой?!

— Какой есть. Ты водку-то будешь брать? Я ведь и передумать могу.

Говоря так, я услышал на улице какой-то нездоровый шум — ну не иначе, парочка застукала очкарика, а он как пить дать Вику ждал, вот такой расклад…

Кассирша заметно побледнела. А в лице полудурка что-то прояснилось:

— Слышь, а ты… Точно! А я думаю, чего портрет знакомый! Ты ж в видеосалоне кино крутишь в парке?.. Да ты знаешь, кто я такой, дятел?! Я ж тебя переверну, да мы с пацанами…

Тут уже подзамкнуло меня. Если такие уроды хамеют и борзеют до беспредела, то…

— Да кто ты? Попрошайка. Держи мелочь свою, разговор окончен.

Я бросил деньги на прилавок.

Секунд пять он непонимающе смотрел на меня, видать, отказываясь признавать, что такое вообще на белом свете может быть. И похоже, в голове у него зашевелилась мысль, что оппонент не впустую так резко базарит, что есть у него на то основания, и можно отхватить полную панамку… да уж больно далеко зашло, и перед Викой давать заднюю — срам.

— Че?..

— Что слышал. Плати, говорю, и выметайся. Магазин закрыт уже, время.

Шум на улице стал каким-то совсем нехорошим. Вика побледнела сильнее, взвизгнула:

— Слава, давай рассчитывайся, я закрываюсь!

Зло искривив рот, Слава смахнул бумажки с прилавка:

— На, подавись, перхоть!

На его оскорбления мне было плевать — но он схватил бутылку за горлышко, явно намереваясь садануть мне по голове.

— Милиция!.. — в ужасе заверещала Вика, вряд ли соображая что-то — какая, на хрен, здесь милиция — просто, что вырвалось из глубины души, то и вырвалось.