Латинские хронисты, описывавшие эту войну, подчеркнуто не писали об условиях Девольского мира. В книгах Фульхерия Шартрского и Альберта Аахенского, в хронике Гильома Тирского исход войны выведен в свете примирения Алексея I Комнина и князя Боэмунда I Антиохийского, связавших себя клятвами верности, мира и дружбы [974] . Так, Альберт Аахенский акцентирует внимание на роскошных дарах, предоставленных василевсом князю Антиохийскому. По его словам, Боэмунд «примирился с императором, получив невероятное количество золота и серебра, и драгоценного пурпура» [975] . От Альберта, Фульхерия, Гильома Тирского и других латинских авторов радикально отличается Ордерик Виталий, который отнюдь не идеализирует исхода войны и видит в победе Византии божий промысел: «справедливое провидение Господне расстроило предприятие тех, кто горел желанием вторгнуться на земли, принадлежавшие соседям. (…) это гордое собрание честолюбивых мужей не стяжало награды, к которой в своем тщеславии устремилось» [976] . Ордерик вкладывает в уста соратников Боэмунда покаянное исповедание и признание того, что поражение у Диррахия стало расплатой за то, что они «подняли руки против священной империи (курсив авт.)». Далее встречаются слова: «Господь поругаем не бывает (…) он услышал молитвы тех, кто взывал к нему в Романии, ища защиту от нас (т. е. от латинян. — С. Б.); он рассеял наши войска, сломив их не силой оружия, но голодом. Он уничтожил нашу армию, не выпустив и капли крови» [977] . «Церковная история» Ордерика Виталия, англо-нормандского автора никоим образом не связанного с византийским миром, блистательно раскрывает и латинскую горечь от поражения, и потерю всякого устремления к войне с ромеями, и отказ воспринимать их как бесправных «ложных христиан». К этим словам Ордерика мы еще вернемся в первой главе второй части книги, когда речь пойдет о греко-латинских церковных взаимоотношениях, связанных с франкской Сирией XI–XIII вв.

Армия Боэмунда окончательно рассеялась в течение нескольких недель, последовавших за Девольским миром. Часть принявших крест рыцарей, сержантов и паломников вернулась, через апулийские портовые города, в Италию и Францию, часть — продолжила, с дозволения василевса, паломничество в Иерусалим [978] . При этом, большая часть войска осталась без обещанной награды, т. к. Антиохийский князь увез с собой те сокровища, которыми он еще располагал и которые получил в качестве компенсации от василевса. Согласно «Иерусалимской истории» Альберта Аахенского, Боэмунд «получив неисчислимые дары и сокровища, сел на корабль и возвратился в Апулию, обманув всех тех, кто разделял с ним труды и тяготы войны у Диррахия и не дав им никакой награды» [979] . То, что Боэмунд всецело передал заботу о своих войсках василевсу, подтверждает и Анна Комнина, по словам которой «Боэмунд обратился с просьбой позволить ему вернуться на родину, а всех своих воинов поручил власти и усмотрению самодержца, попросив щедро снабдить их всем необходимым и разрешить перезимовать в пределах Ромейской державы; когда же кончится зима и они придут в себя от многих и тяжких трудов, позволить им отправиться туда, куда они пожелают (…) По прибытии в лагерь Боэмунд передал войско людям, специально с этой целью направленным самодержцем, взошел на монеру и отправился в Лонгивардию» [980] .

Так завершился балканский поход князя Боэмунда I Антиохийского — наиболее масштабная из доселе имевших место латинских атак на Византию [981] и единственный «крестовый поход» против ромеев, официально провозглашенный Апостольским престолом [982] . Заключение Девольского мира ознаменовало финал великих предприятий и походов Боэмунда. Оставшиеся три года своей жизни этот человек, который, по словам Анны Комниной, «одному императору уступал по своей судьбе, красноречию и другим дарам природы» [983] , провел в своих итальянских владениях, в Апулии, так никогда и не вернувшись к своему величайшему детищу — созданному в Леванте франко-нормандскому княжеству Антиохийскому [984] . Он умер в марте 1111 г. в Каносе, в возрасте примерно шестидесяти — шестидесяти трех лет, и был похоронен в местном соборе Сан-Сабино, став единственным Антиохийским князем, гробница и мавзолей которого сохранились до наших дней.

Завершив обозрение деяний Боэмунда и инициированного Антиохийским князем балканского «крестового похода», обратимся к самому княжеству Антиохийскому, вновь возвращенному под власть Танкреда. Этому, самому восточному из государств, основанных нормандцами, предстояло войти в новый этап своей истории и вновь стать центром нормандской борьбы с Византией. Итак, вернемся к 1104 г., когда из гавани Св. Симеона отбыли корабли князя Боэмунда I Антиохийского. Положение, в котором остался Танкред и осевшие в Сирии франко-нормандцы, было явно незавидным, если не сказать — критическим. Со стратегической точки зрения, положение княжества Антиохийского, зажатого между наступавшими ромеями и сельджуками, ясно обрисовал, перед своим отбытием, еще сам сын Гвискара. «Греки и турки окружают нас со всех сторон. Мы раздразнили две богатейшие силы мира, Константинополь и Персию. Восток (т. е. мусульманский мир. — С. Б.) ужасает нас, наступая по суше; Запад (Ромейская держава. — С. Б.) также ужасает, наступая с суши и моря» [985] . «Греки и турки…» (Graeci et Turei). Опять же, мы видим здесь фактический знак равенства между войной с мусульманами и войной с ромеями. Танкреду суждено было провести остаток своей жизни, воюя как против мусульман, так и против христиан (ромеев, армян и даже франков). Примечательно, что даже книга «Деяния Танкреда» обрывается на том, как Танкред планирует одновременные осады занятой ромеями Латакии и принадлежавшей сарацинам Апамеи [986] .

На исходе 1104 г., когда в антиохийском соборе Св. Петра была совершена повторная инвеститура Танкреда как князя-регента Антиохии, ромеи господствовали в Киликии и контролировали значительную часть сирийского побережья — от Латакии до Тартуса [987] . Конница эмира Рыдвана Алеппского курсировала по восточному берегу Оронта. Фактически Танкреду были подвластна сама Антиохия и окружавшие ее земли, гавань Св. Симеона, и горы Аманоса — от Александретты и Баграса на юге до Мараша на севере. Власть Танкреда распространялась и на обширные территории графства Эдесского, но в этот период это было скорее тяготой для Антиохийского князя. Приняв всю полноту власти над княжеством Антиохийским и графством Эдесским, Танкред столкнулся с катастрофической нехваткой военных и экономических ресурсов. Покидая Левант, Боэмунд истощил казну Антиохийского княжества, забрав с собой сокровища и запасы золота, в качестве богатых даров западным государям и платы рыцарям и сержантам, желавшим встать под его знамена. Об этом прямо пишет, обличая сына Гвискара, Рауль Канский, в свое время служивший как у Боэмунда, так и у Танкреда. По словам Рауля, Боэмунд «забрал с собой золото, серебро, драгоценные камни и одеяния. Город (т. е. Антиохия. — С. Б.) был оставлен на попечение Танкреда без защиты, без средств, без наемников» [988] .

Невзирая на крайне бедственное положение, Танкред со свойственной ему энергией стал стремительно наращивать имевшиеся в его распоряжении ресурсы, готовясь нанести решающий удар по зарвавшемуся противнику. Первой его целью стал эмир Рыдван Алеппский, наступавший на Антиохию с востока. Описание наступления эмира Рыдвана можно найти на страницах «Иерусалимской истории» Альберта Аахенского: «Рыдван, великолепный князь Алеппо (…) воспользовавшись случаем, вероломно разорвал договор и дружбу с Танкредом и дотла разорил многие земли и города, принадлежавшие граду Антиохии, так, что даже епископ Альбары должен был бежать, а великое множество божиих церквей было уничтожены. Но, не удовлетворившись этим разорением и резней, он вывел из своих земель 10.000 всадников и 20.000 пеших воинов и выступил, одержимый гордыней и заносчивостью, против Антиохии…» [989] . За счет дополнительных налогов, возложенных на греческих, сирийских и армянских купцов и ремесленников Антиохии, Танкред смог собрать необходимые средства для содержания войска. Оставив в отдаленных городах на севере и северо-востоке лишь самые необходимые гарнизоны, он стянул к Антиохии все возможные силы. По словам Альберта Аахенского, Танкред «направил весть в Турбессель, Эдессу и Марат, призывая всех христиан прийти к нему на помощь и назначив Антиохию местом сбора войска» [990] . После проповеди, произнесенной латинским Патриархом Антиохии Бернардом Валенским и отпущения грехов, франко-нормандская армия пересекла Железный Мост и выступила на восток, к Арте.

20 апреля 1105 г. на каменистой равнине между Артой и водами Оронта армия Танкреда нанесла сокрушительное поражение эмиру Рыдвану Алеппскому, почти полностью уничтожив его аскар. Согласно описаниям Рауля Канского, Танкред выстроил войска близ непригодной для конницы, покрытой камнями и рытвинами местности. Когда наступавшие тюрки приблизились к расположению христианской армии, они вынуждены были кружить перед сомкнутым строем франкской пехоты, прикрывавшей ожидавших своего часа рыцарей. Когда же дистанция между противоборствующими армиями сократилась до предела, Танкред разомкнул строй пехоты и выпустил вперед свою тысячу рыцарей и конных сержантов, которые мгновенно перешли в галоп и сомкнутым строем обрушились на сарацин. Армия Рыдвана в беспорядке отступила к каменистой местности, где кони оказались совершенно бесполезными; тюркская конница лишилась возможности как отступать, так и маневрировать. Началась настоящая свалка, где спотыкавшиеся кони давили всадников, а пешие и конные воины, смешавшись, давили друг друга. Аскар Рыдвана стал легкой добычей для рыцарской кавалерии Танкреда и следовавшей за ней франкской пехоты. Сам эмир Рыдван, в сопровождении своей свиты и части войск, бежал с поля боя, бросив там даже собственное знамя [991] . Согласно «Алеппской хронике» Кемаль ад-Дина: «Мусульманская пехота держалась стойко, но когда конница была рассеяна, пешие воины были истреблены, за исключением тех немногих, которым Аллах предначертал спасение. Всего три тысячи мусульманских всадников и пеших воинов было убито, а все те, кто находился в Арте, бежали. Тогда франки вторглись на земли Алеппо, преследуя жителей, чиня разорение и пленяя каждого, кто попадался им на глаза (…) Словом, это бедствие для земли Алеппо во много раз превзошло то, которое ранее имело место у Келлы» [992] . Почти идентичное описание оставляет в своей «Дамасской хронике» и Ибн аль-Каланиси [993] .