Спенсер промолчал.

— Мистер Донован, — сказал Биллинджер, — заседание приняло совершенно неожиданный оборот — неожиданный для комиссии. Вопросы, которые раньше могли казаться несущественными, сейчас, в изменившихся обстоятельствах, становятся весьма важными. Я не беру под сомнение вашу правдивость, но хочу напомнить, что вы находитесь под присягой.

— Я знаю, — сказал Спенсер. Боль в желудке уже прошла, и он выпрямился. — Мы поспорили с мистером Хантом по одному чисто личному вопросу.

— Понимаю. Скажите, мистер Донован, если вам известно, разумеется, мистер Хант — член коммунистической партии?

— Насколько мне известно, сэр, нет.

— Но он разделяет ваши взгляды, я хочу сказать — взгляды, которые вы сегодня так красноречиво изложили перед комиссией?

— Я думаю, что да, сэр.

— Вы думаете так или точно знаете?

— Господин председатель, в тот момент мне нужна была лишь пишущая машинка и кто-нибудь, кто видел бы, как я...

Дуглас Мак-Кенни прервал его:

— Одну минутку, мистер Донован. Прошу прощения, господин председатель.

— Пожалуйста.

— Мистер Донован, — сказал Мак-Кенни, — я только сейчас об этом подумал... Вы говорите, что писали письмо у себя в конторе, верно?

— Да, сэр, — ответил Спенсер. Он знал наперед следующий вопрос. Заседание проходило уже не так благоприятно для него, как вначале. Еще недавно он со спокойной уверенностью встречал каждый вопрос и столь же уверенно отвечал на него. Теперь вновь надвигался мрачный кошмар, теперь и вопросы и ответы одинаково ухудшали его положение. Он опять оказался в джунглях.

— А что вы скажете насчет машинки, на которой вы писали ваше письмо? Если вы представите машинку комиссии, то с помощью экспертов легко можно будет установить правду.

— Я писал письмо не на своей машинке, сэр. Я попросил машинку у мистера Ханта. Иначе могло обнаружиться, что письмо напечатано у меня в конторе.

— И вы не знаете, где эта машинка?

— Нет, не знаю. Прошу прощения, сэр, но мне это неизвестно.

— Понимаю, — заметил Дуглас Мак-Кенни.

Председатель повернулся к Корнелу, и тот покачал головой. Затем Биллинджер взглянул на других членов комиссии.

Конгрессмен Нисбет, который уже некоторое время сидел спокойно, произнес:

— Мистер Донован, вы не можете представить своего свидетеля, не можете представить пишущую машинку и хотите, чтобы мы поверили вашему... вашему нелепому утверждению, что вы сами написали письмо?

— Это утверждение может привести меня в тюрьму, сэр, — ответил Спенсер. — Зачем же мне выдумывать? — Его вопрос прозвучал неубедительно.

Нисбет откинулся на спинку стула.

— Знаете, мистер Донован, — заявил он, — бывали случаи, когда человек — не принимайте моего замечания на свой счет, — бывали случаи, когда человек признавался в меньшем преступлении, чтобы скрыть большее. Такие случаи бывали.

Точно так же думал и Лэрри. Лэрри было легче поверить в то, что Спенсер коммунист, чем в то, что Спенсер говорит правду. Круг замкнулся.

Председатель постучал молотком.

— Я думаю, так мы ничего не добьемся — простите, конгрессмен Нисбет. — Он тяжело дышал, не спуская глаз со Спенсера. — Я могу лишь сказать, что комиссия введена в заблуждение относительно цели данного заседания. Свидетель попросил дать ему возможность публично ответить на конкретные обвинения, выдвинутые против него. Комиссия охотно удовлетворила эту явно неискреннюю просьбу свидетеля. Я полагаю, что члены комиссии должны собраться сегодня во второй половине дня и попытаться подвести итоги настоящего заседания. А пока прошу адвоката комиссии обязать явиться мистера Лоуренса Ханта. Свидетель пусть приготовится присутствовать завтра в десять тридцать на закрытом заседании. Объявляю перерыв до завтра, до десяти часов тридцати минут.

32. Понедельник, 30 июля, 12.30 дня

Спенсер поднялся со своего кресла. Перед ним вспыхнула лампочка фотокорреспондента, и чей-то голос произнес: «Благодарю вас, сэр». Он улыбнулся или подумал, что улыбнулся. Он ничего не ощущал, кроме пустоты и чувства поражения.

Вокруг него толпились люди, и некоторые из них с любопытством рассматривали его. Он увидел, как из зала неторопливо вышел Уолт Фаулер, положив руку кому-то на плечо. Он и его спутник смеялись. Майрона Вагнера Спенсер не видел.

Внезапно около него оказался Ред, а позади него Спенсер заметил Майлса.

— Как вы себя чувствуете, сэр? — спросил Ред. — Был момент, когда я испугался, что вы заболели.

— Сейчас я чувствую себя хорошо, — ответил Спенсер и взглянул на Майлса. Лицо старика приняло какое-то странное выражение, глаза у него блестели. Он молчал.

Зал заседаний быстро пустел. В коридоре Спенсер увидел Корнела, стоявшего с сенатором Купом. Корнел что-то быстро говорил сенатору, а тот, раскрасневшись, молча слушал его. Корнел коротко кивнул Спенсеру, Аарон Куп отвернулся.