Этот человек когда-нибудь слушает, черт возьми?

Лукас

— … поэтому я был бы признателен, если бы ты заглянул и проверил Шай, пока нас не будет.

Я сжимаю зубило с V-образным пазом и заставляю себя оставить каминную полку, над которой работаю, когда он появляется. По вечерам воздух прохладнее, и как раз перед тем, как солнце опускается за линию деревьев, все в лесу, кажется, становится в фокусе. Тени танцуют, а свет отскакивает. Я переношу свой стул на крыльцо, чтобы поработать, не подозревая, что мой тихий вечер вот-вот будет прерван.

— Да, сэр.

Я киваю, в то время как мое тело жаждет закричать «нет».

Не готов встретиться с ее острым взглядом и пытливыми вопросами; мне едва удается проглотить все сделанное мной, вернее Гейджем. Единственное, что я помню и никогда не смогу забыть — это момент соприкосновения наших губ, прежде чем Гейдж отбрасывает меня в темноту. Я вновь переживаю это во сне, едва уловимый вздох, который она делает, когда я прижимаюсь губами к ее губам. И чувство надвигающейся черноты, хотя я думал, что смогу ее сдержать. Ошибка. Но я помню тот поцелуй. Что касается того, что происходит между ним и Шайен, я все еще в неведении.

Мне нельзя доверять рядом с Шайен.

Но Нэш Дженнингс верит в меня. Он дает мне работу, место для жизни, помогает найти свой талант и использовать его для зарабатывания денег. Он делает для меня больше, чем Калифорнийский центр содержания несовершеннолетних, больше, чем приюты на моем пути со всеми их благими намерениями, больше, чем я когда-либо могу сделать сам. Он заслуживает того немногого, что я могу ему дать.

Нэш поднимает взгляд от собачьих мисок, которые стоят слева от нижней ступеньки.

— У тебя есть собака?

— Бродячая.

Он только пожимает плечами.

— Хорошо. Собака отпугнет грызунов.

Я киваю.

Он хлопает себя ладонью по бедру, давая понять, что разговор окончен, но поднимает свою мускулистую мозолистую руку, как будто забывает мне что-то сказать.

— Честно говоря, Шай не любит, когда за ней присматривают. Если бы ты мог, я не знаю, сделать так, чтобы твой визит выглядел непринужденно, это помогло бы делу. — Он кивает и поворачивается, даже не взглянув на дом, и возвращается к своему грузовику. — Вернусь в воскресенье.

— Да, сэр. — Он меня не слышит, и я торчу на крыльце, пытаясь понять, как, черт возьми, мне удастся непринужденно заскочить к Шайен.

У меня потеют ладони и учащается пульс. Тревога наполняет мои вены.

Просто загляни. Постучись, убедись, что с ней все в порядке, и уходи.

— Я могу это сделать. — Прерывисто вздыхаю и опускаюсь на стул.

Дневного света остается немного, поэтому я кладу деревяшку себе на колени и наклоняю зубило. Острый металлический край дико ударяется о дерево.

Меня трясет.

Поражение наваливается на меня. Я опускаю дерево на пол и закрываю глаза.

— Черт возьми, Шайен. Ты мне все испортишь.

Шайен

— … официальные лица еще не прокомментировали то, что, по прогнозам, станет экономическим…

Щелчок.

— … ЦКЗ сообщает, что этот год был худшим сезоном гриппа с…

Щелчок.

— … самолет упал после того, как пилоты сообщили по радио…

Щелчок.

— … Канье Уэст снова взялся за дело…

Щелчок.

Телевизор вспыхивает и становится черным, и я бросаю пульт на кофейный столик. Мой отец отказывается платить за кабельное телевидение, поэтому в шесть часов вечера в пятницу у меня есть выбор — новости или развлекательные новости.

Повезло мне.

Я лучше буду смотреть, как оседает пыль, чем на других людей, живущих так, как мне хочется в будущем. Хорошая новость заключается в том, что жалость к себе и погружение в собственные ошибки удерживает меня от мыслей о Лукасе. Но, конечно же, как только отвлечение исчезает, мои мысли возвращаются к прекрасно сломленному мужчине.

Какой была для него жизнь? Он говорил о своих братьях и даже о сестре. У него есть семья, так почему же он здесь один, в Пейсоне? Может быть, его выгнали из-за его состояния?

Я встаю с потертого дивана и иду на кухню. Мое сердце сжимается, когда воспоминания о готовке для моей мамы вытесняют мысли о Лукасе из моей головы. У нее была страсть к кулинарии, из-за чего последние несколько месяцев с трубкой для кормления казались ей жестокой шуткой. Она была так молода, ей не исполнилось и сорока, когда поставили диагноз, и через два года наступила смерть. Мы… нет, она заслуживала больше времени.