Шрифт:
Послушай себя. Как твоя жизнь стала такой безумной?
Я понятия не имею. В один момент я была обычным подростком, окончившим школу, потом моя мама умерла, мой отец-затворник оказался не у дел, и я придумывала, как сбежать с братом.
Может быть, я смогу заработать достаточно денег, чтобы сбежать, продав свою историю телеканалу Lifetime.
Я покачала головой, доставая телефон в темном углу гаража. Я набрала номер Пиппы, надеясь, что она ответит, несмотря на незнакомый номер.
— Алло? — В ее голосе звучали нотки неуверенности и раздражения.
— Пип! Это я. — Я не могла не усмехнуться, представив себе шок на ее лице.
— Эм? Это ты?
— Да! Вчера вечером ко мне вернулся голос.
— Это потрясающе! — Ее взволнованное восклицание прервалось. — Подожди. Почему ты звонишь мне с незнакомого номера? И ты говоришь шепотом?
Ладно, ничего не выйдет.
— Произошло много всего. Я не могу вдаваться во все это, но вот основные моменты. Это телефон, который Коннер дал мне, чтобы я не пользовалась своим старым телефоном.
— Почему ты не можешь пользоваться своим старым телефоном? — спросила она, глубоко озадаченная.
— Отец стал… другим с тех пор, как умерла мама.
— Поэтому ты не выходишь из дома все это время? — воскликнула она.
— Да.
— Эм, это звучит немного безумно. Он теперь так тебя опекает, что ты даже не можешь разговаривать по собственному телефону? Он следит за твоими звонками или что-то в этом роде?
— Я знаю, это звучит немного дико. — Не желая углубляться в эту тему, я перевела разговор в другое русло. — И если этого было недостаточно, на нас с Коннером напали сегодня утром, когда мы возвращались из поездки к его бабушке и дедушке.
— Напали? Какого хрена? Кто?
— Я точно не знаю, но они сбили нас с дороги — прострелили чертову шину — а потом пытались нас застрелить.
— Господи Иисусе, Эм. Ты в порядке?
— Да, Коннер был довольно… впечатляющим. — Я прикусила губу, но Пип, должно быть, почувствовала восхищение в моем тоне.
— Да? — спросила она, полная намеков. — Похоже, дела пошли лучше?
Я сделала паузу, тщательно подбирая слова. — Скажем так, я думаю, что все движется в правильном направлении. — Если не думать о тех запутанных чувствах, которые я испытывала к своему избраннику, дела шли в гору. — Я так рада, что ко мне вернулся голос. Вот почему я должна была позвонить. Мне нужно, чтобы ты знала, как много ты для меня значишь.
— Это невероятно мило, но… ты меня немного пугаешь. Ты уверена, что все в порядке? — спросила она.
Клубок эмоций забил мое горло. — Недавние события просто изменили мою точку зрения, вот и все. Мы никогда не знаем, сколько у нас времени, и ты слишком важна для меня, чтобы я могла рисковать, не поговорив с тобой еще минуту.
Пип фыркнула. — Черт, Эм. Теперь ты заставила меня задохнуться. Я тоже люблю тебя, сестренка.
— Люблю тебя еще больше, — прошептала я.
— Послушай, — сказала она, став похожей на себя прежнюю. — Я не знаю, что там происходит, но если я тебе понадоблюсь, звони. Хорошо?
— Конечно. — Я усмехнулась. — Поговорим позже, Пип.
— Рассчитываю на это.
Следующая неделя прошла в белом кружеве, летних цветочных композициях и бесчисленных звонках свадебному организатору. Я видела Коннера только один раз, и то на нашем репетиционном ужине. Весь вечер мы были окружены семьей, что не позволило нам поговорить по существу.
Я постоянно задавалась вопросом, о чем он думал в течение недели. Он не писал и не звонил. Не то чтобы он должен был. Мы не были влюблены, и мне следовало бы помнить об этом, но я чувствовала, что между нами начались какие-то сдвиги. А потом ничего. Словно летняя гроза испарилась в солнечном небе.
От неопределенности у меня в животе завязались узлы.
Я понятия не имела, чего ожидать от него после нашей свадьбы. Я надеялась понять, куда завели его мысли, пока мы были на репетиции, но он был совершенно спокоен весь вечер. Ужин состоялся за два дня до церемонии, а не накануне вечером. Наши необычно короткие сроки означали, что пришлось пойти на уступки традициям. Меня это нисколько не волновало. Меня волновало то, что за всю неделю я ни разу не видела Санте. Только на репетиции, и папа постарался, чтобы у нас не было и пяти минут вместе. Он передавал сообщение. Я получила его громко и четко, но вместо того, чтобы отпугнуть меня, это только придало мне больше решимости. Фаусто Манчини заплатит за то, что он сделал.
Тридцать первого июля, за день до свадьбы, я попросила Умберто отвезти меня на могилу моей матери. Небо было необычно темным для летнего дня. Можно было бы даже сказать зловещим, если бы человек был склонен к суевериям. Я оценила эту мрачную атмосферу. Что-то в этой тишине заставило меня почувствовать большую связь с матерью, чем если бы это был солнечный день.
Я нашла ее богато украшенное гранитное надгробие, где я часто навещала ее в те ранние дни. Памятник не был моим любимым. Отец заказал дизайн, вероятно, решив, что пышная дань уважения — это хороший способ доказать, как сильно он скучает по женщине, которую убил. Я знала лучше. И я знала, что мама была слишком приземленной и неприхотливой, чтобы захотеть яркое надгробие над своей могилой.