Акме и смущённо, и возмущённо воззрилась на королевского соглядатая, но промолчала. Предмет её долгих мучительных мечтаний протягивал ей руку, а она собиралась её оттолкнуть. Разумно ли? Сможет ли она?..

— У тебя было право испытывать ко мне неприязнь. Я уехал, ты не получала моих писем и осуждала меня, но теперь я здесь. Я вернулся и держу то обещание, что дал тебе, а Провидица его засвидетельствовала.

— Я попросила Провидицу освободить вас от обещания, — ответила девушка. — Вы более не связаны обязательством, вам не следовало ехать.

— Что за вздорный ребёнок! — с негодованием прошипел Гаральд, рывком поднявшись на ноги. — Если ты думаешь, что я пошёл в Иркаллу, боясь её гнева или чего-то там ещё, ты ошибаешься!

Хлестнув её холодом, мужчина отправился к лагерю. Взяв себя в руки, она поторопилась воскликнуть:

— В любом случае… Гаральд… Мне спокойнее, когда ты рядом.

Он остановился и медленно обернулся. Проговорив эти неожиданные слова, Акме вспыхнула и, будучи не в силах и далее выдерживать его тяжёлый взгляд, отвернулась.

— Наконец-то ты произнесла моё имя, — тихо и серьёзно проговорил Гаральд Алистер и вернулся в лагерь, более не оборачиваясь.

К ночи похолодало, и Авдий Веррес, задумчиво поглядев на темнеющее с востока небо, предположил, что на следующий день, вероятно, стоит ждать дождя, от которого они могли укрыться в лесах ущелья близ устья реки Арних.

Над зарослями, где укрылись путники, клубились поросшие хвойными деревьями вершины гор, словно тучи чёрного дыма после разрушительного пожара. Горы заботливо скрывали их от ветров, а пушистые кроны защитили бы от дождя.

Авдий запретил разводить костёр даже под сенью развесистых деревьев и густых зарослей орешника, и путникам, усталым и замерзшим, пришлось довольствоваться лишь холодными закусками.

— Вот углубимся в леса Арниха — тогда и поохотимся, — говорил Хельс Элаю, угрюмо затаскивавшему в свой мешок опустевшую пиалу, в которой была ледяная вода.

Наползала тьма, становилось всё холоднее. Готовившиеся ко сну путешественники, завернувшись в тёплые пледы, кружочком устроились вокруг места, где должен был быть костёр, и завели тихие беседы.

Акме, удостоверившаяся, что нос Руфина Кицвилана, внезапно ей улыбнувшегося, едва она приблизилась с самым суровым выражением лица, быстро шёл на поправку, подошла к Гаральду Алистеру и осведомилась о его самочувствии. Мужчина спокойно ответил, что его ничто не тревожит, и добавил:

— Почему спрашиваешь? По привычке?

— Хорошо, больше не буду, — терпеливо ответила она без поощряющей улыбки, но тот, чуткий к настроению окружающих его людей, не уловил в голосе девушки ни неудовольствия, ни гнева, ни обиды.

— Обход больных, дорогая Акме? — улыбнулся ей принц Арнил, освобождая ей место рядом с собой.

— В профилактических целях, — отозвалась она, заворачиваясь в свой плед и стуча зубами от холода.

— Вот видишь, что творишь ты, Авдий! — воскликнул Хельс. — Девицы замерзли. Что будет, если целительница заболеет?

— К счастью, у нас двое целителей, — усмехнулся Кицвилан. — В подобном обществе отрадно захворать.

— Пожалуй, я с величайшей радостью обойдусь без разбитого носа, Руфин, — парировал с ухмылкой принц.

— Не торопись, Ваше Высочество, — тихо, со смешком в голосе, проговорил Гаральд. — И на нашу с тобой долю выпадут какие-нибудь злоключения.

— Полагаю — в таком случае дорогая Акме вылечит нас, — проворковал Арнил, повернувшись к ней и тоном своим, — мягким, ласковым, заставил её покраснеть.

— Зависит от степени тяжести, Ваше Высочество! — своевременно вмешался Лорен, сурово, с прозрачным намёком. — Чем тяжелее ранение, тем выше вероятность того, что вы попадёте под мою опеку.

— Как громко воет над нами ветер… — испуганно пролепетала Плио, устроившись рядом с Акме и голову положив ей на плечо.

Сестра целителя не доверяла нодримской принцессе, считала её вздорной, избалованной и способной на притворство и лицемерие. Но было так холодно, что Акме не стала отстраняться, и девушки прижались друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Лорен же каждый раз с неодобрением косился на проявление дружеской привязанности Плио к Акме, но молчал.

А ветер в самом деле гудел со всем озлоблением. Ударяясь о скалы, он жалобно завывал и молнией проносился над деревьями, но в низинах было тепло и сухо.